Егерь по имени Антон вышел из домика с биноклем. Долго высматривал горизонт.
- Есть, я вижу его. Это он, «Орион». Мне только что звонил его капитан через спутник. Они идут к нам. Все еще лучше, чем мы планировали вчера. Там на борту есть хирург. У него даже инструменты с собой.
- Инструменты? – переспросил я, не поднимая головы. В ней это слово задержалось в виде эха. Сначала отскочило от левого полушария, затем стукнулось о правое, брякнулось о макушку и зависло где-то в мозговых извилинах, отвечающих за функции речевого аппарата. Не сразу, постепенно, но до меня все-таки дошло. Что, по всей видимости, речь идет о тех блестящих штучках, скальпеле и зажиме, с которыми через пару часов совершенно незнакомый мне человек намерен распороть мне брюхо и попытаться там все устроить лучше, чем было. А потом он поплюют на конец нитки, с третьей попытки засунет ее в ушко иголки и заштопает меня, как старый носок.
Я решительно не был готов умереть сегодня. Да и на завтра у меня таких планов не было. Хотя в райцентре это было бы сделать не так обидно. В виде попытки, конечно. В больнице есть каталки, обстановка располагает. Я живо представил себе, как из операционной выходит грустный врач, растерянно сдергивает с себя резиновые перчатки, бросает их на пол, произносит: «Я сделал все, что мог…» Занавес падает. Антракт. Во второй части спектакля выясняется, что я еще жив. Медсестра наконец убрала ногу с кислородного шланга, я хватаю воздух синими губами, встаю, разворачиваюсь, иду из тоннеля смерти назад, по коридору жизни. Испуганный доктор падает на колени и в исступлении кричит: «Я знал, я верил, Боже, он жив!»
Бубнящий голос егеря вернул меня в настоящее. Он звучал нарастающим легким гулом извне, из звукового пространства, которое я не контролировал. Но так громко! Как та тяжелая штука по огромному концертному барабану, отбивающему такт:
- Он опытный, на его счету сорок три операции в полевых условиях. Ему и медсестра не нужна. Профессионал!
Тут я спохватился и нервно закричал:
- Минуточку, не надо никакого доктора? – Меня же в райцентр собирались везти! Не надо никакой операции! Какой еще про-фес-си-онал?
- Илья Гордеевич, что вы так разволновались? - удивился Антон. – Он же не собирается вас насильно оперировать. Осмотрит сначала, конечно. А там – вам решать.
Я успокоился. Зря так разошелся. Но бинокль у Антона взял, щурился, водил им по горизонту, но ничего увидеть не смог. Тогда егерь направил мои руки в нужном направлении и зафиксировал их. Черная точка на горизонте, по-видимому, и была катером.
Усевшись поудобнее в пластиковое кресло, невесть каким туристом завезенное сюда в единственном числе, я погрузился в свои нелегкие думы. Антон вычислил время прибытия корабля. По его расчетам «Ориону» потребуется один час, не больше, чтобы подойти к нам. Если не помешают ледяные поля и не сменится ветер.
Было над чем задуматься. Живот вчера скрутило натурально. Но, наверное, от недоедания. Как раз после осмотра Евдокией Романовной боли и прошли. Я думаю, что это был простой спазм от неудовлетворительного питания. Колбаса и молоко давно кончились. И начаться им было неоткуда. Я продолжал сбрасывать вес. Возможно, мой организм так своеобразно прощался с ним.
Дело было еще, наверное, и в другом. В ином аспекте событий. Подозрения об этом возникли у меня еще с вечера. С утра, с момента отъезда моих приятельниц по маршруту, они продолжали развиваться. Пока я бродил по берегу озера, восстанавливая все события дня и вечера прошлого дня. А также трех предыдущих суток. Вывод о том, что никакого приступа аппендицита у меня вчера, возможно, и не было, сначала шокировал меня. Но потом он быстро эволюционировал до степени терпимости.
Евдокия Романовна, Дуся, очень сильно понравилась мне. И я, похоже, был вправе рассчитывать на взаимность, прояви я некоторое внимание к ней, сделай определенные шаги на сей счет. По крайней мере моя интуиция и ее веселые глаза указывали мне на это. Однако когда в вашей жизни одинокого облезлого кота появляется женщина, которая начинает нравиться вам?..
В этом месте мыслительного процесса я сильно расстроился и внутри самого себя перешел на крик с воображаемыми собеседниками. Задавая вопросы, которые по сути поставленных в них проблем носят интимный характер и не приняты для открытого обсуждения в обществе. Но сам с собой я познакомился очень давно. Когда бросал курить и сражался с Ублюдком Никтоином. Поэтому и не стеснялся.