Сергунька не унимался. Весь подбородок и рубашка на груди были в апельсиновом соке. Вытаращив глаза, он вонзал зубы в апельсин и ворчал:
— Сам ты, Толька, отравленный!
…С ребятами стала смеяться без причины. Андрюха, научившийся с двух пальцев на расстоянии забрасывать себе в рот конфеты при ударе по ним третьим пальцем, веселил их небескорыстно. Когда обнаружилось, что он таким образом перекидал все конфеты, Сергуня заревел, а Елена, все веселясь, сходила на свою половину и достала НЗ.
В ней словно бы пружина распрямилась и отпустила всю ее на волю. Раскроив бережно хранившийся костюм Василия, Елена сшила костюм Андрюхе и все удивлялась: чего берегла? Ей как-то легче стало жить, она стала просто четвертым членом семьи, и все уравнялись с ней в правах незаметным и естественным образом. Всем вздумалось купить новый стол в будущую квартиру, ведь все равно же когда-нибудь будет. Они пошли и купили, выбросив старый, неизвестно кем поставленный в вагончик. Толя, так повзрослевший, стал приходить на ее половину поговорить на ночь, как взрослый со взрослым. И однажды, когда Елена притянула его голову к себе, не отстранился, а затих. И она все гладила, гладила его вихор, боясь переменить позу, изменить движение руки, боясь вспугнуть проснувшееся доверие и понимание.
Но иногда среди ночи она просыпалась от неясного чувства тревоги, то отпускавшего, то приступавшего к самому сердцу. В ней жило состояние внутреннего беспокойства, которое не позволяло поверить в налаживавшуюся северную жизнь и предстоящее новоселье. Сколько ни украшала квартиру-вагон, как ни скребла эти восемнадцать квадратов, все казалось, что куда-то едет-едет и никак не может доехать до нужной станции. Как ни наказывала Андрюхе и Толе не отпускать от себя Сергуню, он все равно, когда те были в школе, пускался с ватажкой таких же непристроенных огольцов в самые невероятные путешествия. И в вагончике оставлять его тоже было небезопасно. Его теряли и тут же находили. Ругали за словечки, которые он начал вставлять между делом, а он проваливался в какие-то колдобины, и его жалели, пропаривая в корыте с хвойным концентратом.
— Мам, надо бабулю быстрей привозить, с этим детсадом когда еще решат, он же скоро к вертолетчикам пристроится. Вчера наши ребята видели его на Барсовой горе — искали клад, представляешь? — Толя отмывал Сергунькины колени, потом и всего утопил в воде.
— Бл-л-лин! Волосы дерешь! — вопил младший.
— Я тебе дам — блин! — Толя поддал по братовой заднюхе.
— Я реветь не буду, не думай! Я — Чингачгух, меня костром не напугаешь, пулей не свалишь, стрелой не победишь, голодом не поморишь! Сказку почитаешь? — тут же подластился он к брату.
В разгар вечерней смены в цех прибежал Толя. Елена, едва увидела сына, сжалась, словно кто со всего плеча размахнулся и сейчас ударит ее. Не мог Толя появиться здесь без причины…
— Мама, — как можно спокойней сказал сын, — Сергуня потерялся. Я все обегал. Его нигде нет.
— Как же это? Что же это? — Машинально нажимая на кнопки, Елена лихорадочно перебирала в памяти все места, куда любили бегать мальчишки.
— Мам, ты только не волнуйся. Он же все равно найдется, но я три часа его проискал. Думаю, может, ты знаешь. Может, он чего говорил…
— Как же это? Куда он мог подеваться?
Только в милиции до Елены дошло, что в бесконечных метаниях по Сургуту их с Толей не оставлял Григорий Иванович, выбежавший вместе с ними с завода. Уже уложили спать друзей Сергуньки, но их поднимали, наполняясь тревогой Елены, и спрашивали, не знают ли они, где Сергунька. Нет, не знали, не видели. Из милиции обзвонили больницы. Нет, не поступал. В милиции записали все данные, включили местную радиосеть, прервав концерт. Сургут молчал. Никто не позвонил в милицию.
Втроем они снова побежали к вагончику, где сидел Андрюха. Елена то садилась, то вставала, металась от окна к окну. Не остров — утлая лодчонка ее дом. Закрутило в водовороте и вот-вот опрокинет, нет сил удержаться. Злая сила вот-вот обрушится и раздавит все, что с таким трудом лепила все эти месяцы Елена.
Давящая, тягучая тишина…
Елена вздрогнула от стука в дверь. Вскочила. Дверь открыл Григорий Иванович.
— Сафроновы здесь проживают? — спросил милиционер.
Елена всхлипнула, мертвея, забилась в тамбурок возле печки.
— Мальчик ваш нашелся, — услышала она голос милиционера.