— Иван, Ваня! — Ирина Павловна даже задохнулась. — Но ведь это же снобизм!
— Возможно, но вашему поколению приходится считаться и с нашим поколением, которое более развито, более совершенно, более подготовлено для научно-технической революции. Нужны, мама, умы, а не эмоции.
— Да, сын, ваше поколение «набито знаниями». Но ведь верно сказано: «Если ум да без сердца — мало толку в уме». И встреться вам Сократ, любивший говорить, что он знает, что ничего не знает? Вы ведь просто овладели готовым, добытым другими, знанием, неужели ты этого не понимаешь?
— Ну-ну. И должны идти с повернутой назад головой?
— Беда в том, что у вас нет неудовлетворенной потребности познать окружающий мир и самого себя в нем.
— Мама, это абстракция.
— А я терпеть не могу эмоциональную глухоту. Хорошо, что ты не врач.
Она приходила к нему, спящему, подолгу сидела, задумавшись. Потом шла к кровати Пашки и, успокаиваясь, шла в свою комнату.
Иван жил, как он сам выражался, по оптимальному варианту. У этого «варианта» была своя философия, с которой Ирина Павловна все чаще встречалась и на работе. Ее приносили из медицинского института молодые коллеги Ирины Павловны. Рядом с сыном, этими молодыми коллегами Ирина Павловна быстро уставала, начинала чувствовать себя старой, отжившей свое. В конце концов ей становилось скучно с ними, потому что можно было наперед угадать их желание, поступок, слово.
И не зря Иван говорил всерьез о своем оптимальном браке. Она даже как-то услышала, когда Иван говорил со своим школьным приятелем по телефону, мол, у него оптимальная жена. Это значило: никто никому не мешает. Они и не мешали друг другу. Каждый работал над своей диссертацией, каждый готовил сам себе завтрак, каждый гнал от себя мысли, как о катастрофе, о появлении ребенка.
Павка ошарашил всех после десятого класса заявлением о том, что будет «водилой». Они и в толк не сразу взяли. Он пояснил, что это значит водить машину, лучше «очень грузовую» типа «Урал».
— Это у тебя от дедушки, — тут же заулыбалась бабуля. — На Дальнем Востоке он водил машину-полуторку, воевал тоже на полуторке и на пенсию бы тоже, конечно, ушел из машины, любил он свою работу. — И тут же дрогнул ее голос, как всегда, когда вспоминала погибшего на войне мужа. — Иди, Павлуша, иди, золотой, на машину.
Перед самой армией, прорвавшись в кабинет директора завода, он потребовал посадить его на машину, развалился в кресле и пообещал не выйти из кабинета до тех пор, пока «не удовлетворят энтузиазм молодежи». Директор, на грани удивления, распорядился посадить Павлика на машину, которая возила кислород.
— Я — самый главный человек на заводе, — вонзая зубы в ватрушку, докладывал на другой день Павлик. — Не привези я кислород — весь завод остановится.
Частенько в конце рабочего дня он звонил Ирине Павловне из телефона-автомата и потом ждал ее у больницы.
А потом он написал заявление и попросил направить его служить в Афганистан. Никто этому дома не удивился, кроме Ивана. Он даже собирался сходить в военкомат.
— Не сметь! — выпрыгнул на середину комнаты Пашка. — Не сметь перешагивать порог военкомата!
Проводив его в армию, Ирина Павловна по привычке частенько заглядывала в переулочек, где Павлик дожидался ее в машине, и, вздохнув, шла пешком до дому. Странное дело, Пашка, такой крученый, был надежней обстоятельного Ивана.
«В сущности, наша молодость бесконечна, — думала Ирина Павловна, выходя на асфальтовую дорожку вдоль речки Алмаатинки. — Все эти мамины кремы, примочки из трав — сами по себе ерунда. Это продолжение ее беспокойной сути, одно из движений ее молодой души. И почему я отказалась от последней операции? Что это — малодушие? Разве я устала? Я уступила, нет, отступила. Этак легко можно начать доживать. Выходит, молодость — это готовность к преодолению? В том числе и себя?»
Навстречу шли в обнимку двое. Все в группе знали, что это Игорь и Инна, волжане. Парень бесконечно висел на девушке, а она, обхватив его рукой за талию, беспрестанно заглядывала ему в лицо. Третьим с ними был магнитофон. Так они и ходили всюду, словно демонстративно деля мир на «мы и все остальное». Игорь то и дело чмокал Инну, словно загодя зная, что всем они могут только нравиться и что это в порядке вещей.
— Какие красавцы! — восторгалась за обедом Анна Петровна, соседка Ирины Павловны по столу. Они с мужем приехали из Свердловска. — Посмотри, Илюша, он ее под локоток держит точно так же, как ты меня в молодости. — Анна Петровна, розовея щеками, нежно смотрела на мужа.