Сидя на крыльце, Березкин мыслями тянулся через ночь к далекому берегу, наполняясь тихой радостью предстоящего свидания.
…Наутро, еще не рассвело, он вышел в огород. Позвал Графа с Графиней. Они не вышли. Сходил в сени, взял ящик с захлопывающейся крышкой, положил в него несколько рыбин, ушел в дом.
Игруня, казалось, предчувствовал уход хозяина в тайгу. И если тот говорил: «Рыбку в ручье половишь», то уж когти так и гуляли, вылезая из-под подушечек как две вилки. Ими-то и добывал кот в ручье рыбок. Запросто. Сядет на коряге и ждет. Потом бросается в воду, подняв, чтобы не замочить, усы. Глядишь — красноперку и насадит на свои когтищи.
Кот, с точки зрения Раи, невестки, был таким же невозможным, как и хозяин. Вот забил свекор кляпом кран в ванной, мол, много воды уходит зря, делается она бросовой. Прибил умывальник. К умывальнику, конечно, привыкли. Носили воду в него из кухни, сколько-нибудь затрачивая усилия.
— Ну что ты за человек у меня, Шура? — вздыхала жена. — Дерево тебе жалко, воду, зверюшку всякую. А Раю вон обижаешь. Ну что тебе, жалко разве, что она плещется в ванне этой?
— Так ведь, мать, солнце ты мое, когда человек привыкает только брать, он, как правильно говорят болгары, «готованцем» делается. Только и знает, что берет, берет, до жадности берет. Давайте все изрубим, всю воду выпустим, а нашим маленьким да-а-алеким росточкам — Березкиным — что оставим? И фамилии они такой удивятся — что это, мол, за береза такая была, из которой фамилия наша выросла? Смекаешь, солнце мое? Так человек и сам себя изживет.
— Ты один, Шура, а их вон как муравьев, берунов-то, щипачей этих. Их как ни сторожи, все равно пробираются и кусают.
— Сторожить их нечего, мать! Надо к пониманию приучить. Вон школьное лесничество. Гляди на них, пионеров краснощеких! Вездеход забуровился на тополь, они тут же водителя разыскали и домой пришли делегацией. У того тоже дети. Вы, говорят, дяденька, дерево сломали. Как вам не стыдно? Вот завтра придете и посадите десять. Вот оно как! Так что, мать, погоди лесника сокращать. Я вот их на Кедровый свожу, пионеров-то, да как расскажу про все, что видел, так никакой райисполком не устоит, сразу дадут охранную.
— Да уж скорей бы, — соглашалась жена. — Извелся ты с этим берегом.
— И что я! Стоит такого беспокойства красота. Весной не вспотеешь — зимой не согреешься. Вот вернется Ермилов из отпуска, и его свожу на Кедровый. Разберется, что к чему.
…Лодка взрезала речную гладь, шум мотора ударялся о берега и глох в пожелтевших верхушках деревьев. Он любил эту пору. Она всегда ассоциировалась в его сознании с горячими лосиными боями, тяжелеющим на ветках кедрача урожаем и россыпями ягод на таежном покрывале. Ходил он по тайге осторожно, боясь смять гроздья брусники, но, как ни осторожно шел, сапоги все равно обагрялись соком ягод. Он страдал от своего бессилия заставить прийти людей на таежный промысел и организованно хозяйской рукой взять даровую еду. Плантации белых грибов падали, не дождавшись сборщиков. Иногда Березкин снимал перезревшие шляпки грибов и насаживал их на сучки, заботясь о будущем урожае. Ему почему-то казалось, что гриб может исчезнуть, как-то по-своему понять равнодушие к нему человека. Он останавливался, замирал в восхищении перед колонной боровиков, похожих на маленьких крепких мужичков, выбежавших потолковать о том о сем. И он беседовал с ними, подавал голос, чтобы знали — их видят, они на виду, они пригодятся.
Услужливые бурундучки сбрасывали к его ногам увесистые кедровые шишки. Никому не было дела до лесных припасов. В ближней тайге только браконьеры все оценили по достоинству. Надолго ли заперт для них Кедровый берег? Березкин приходил в потребсоюз и говорил о богатстве. Там разводили руками — народу не хватает. В Трехозерске не было в продаже ни грибов, ни орехов, ни ягод. На магазинных полках сиротливо стояли банки с привозными консервами из клюквы, протертой с сахаром, да капусты с редким украинским грибом. У магазинчиков же шла бойкая торговля пахучими кедровыми шишками и орехами, грибами в банках подозрительной чистоты и мороженой клюквой. Барышники заламывали несусветные цены, но люди охотно брали, привыкая к поставщикам даров природы, а те ломились в тайгу, ни с чем не считались, предвидели одну лишь огромную прибыльность такого промысла.
Березкин иногда додумывался до того, что мысленно строил комплекс по переработке дикоросов в Трехозерске. И все у него получалось ладно и хорошо. Даже выходила большая выгода государству от продажи кедрового масла. Золотистое такое, масло кедровое. Давненько исчезло со стола сибиряков! А раньше, в годы далекие, как выручало!