Обычный сухой чурбан, как говорила Мальвина.
Фарфоровой дряни дай лишь повод — окрестит трусом.
А он ведь ходил по трассам,
И лез на вершины без троса.
Стругаю бирюльки детям. Тружусь. Набиваю руку.
Как жаль. Сыграл старый Карло в своей же работы ящик.
Мне пары лет не хватило освоить его науку.
Я максимум мелкий резчик — недоучки образчик.
А впрочем, был бы заказчик —
Работник своё обрящет.
На деревянном срезе — потемневшие кольца,
Отметины тяжких лет. Холодный. Тоскливый. Долгий.
Но вырезать человека пойди найди добровольца.
Шепчу: прости меня, брат. Ты будешь каминной полкой.
И круглой резной шкатулкой.
И новой модной заколкой.
апрель 2007
СТО СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
Шли-то к старым местам, всё пели
Про любовь к тишине, и вот
Угораздило поселиться
В эпицентре морского курорта.
Шумно, скучно. И всех веселий —
Из-под днищ, из-под тёмных вод
Наблюдать подгоревшие лица,
Гроздью свесившиеся с борта.
Я любуюсь, как с глупой улыбкой
Ты ногой попираешь прибой.
И бока подставляешь светилу,
Что безмозглый осётр на мангале.
Я тебе не «грудастая рыбка» —
Ты, похоже, не playwaterboy.
Я бы, может, тебя посетила —
Сердобольные сёстры не дали.
Тут ведь, знаешь, одни предрассудки —
Без надзора и булькнуть не смей.
Этот сказочник ваш напортачил,
А нам, молодым, достаётся.
Уплывёшь на какие-то сутки —
Расшумятся, как стадо моржей.
Волю дай им, по заводям рачьим
Нас рассадят, да по колодцам.
Пятый день собираюсь признаться,
Всякий раз пропадает голос.
Ты, хотя и двуногий — красивый.
Я гляжу и никак не привыкну.
Пусть в далёкой своей резервации
Ты и правда богат и холост,
Но с тобой обжиматься под ивой
Не подумаю. Лучше уж вы к нам.
Приходи, здесь от края до края
Необъятные тысячи миль.
Здесь и солнце, и пение ветра,
И лазурные волны — задаром.
Приходи, я тебя приглашаю
На лихую морскую кадриль.
Если будешь учтив и приветлив —
То забью тебе место омара.
сентябрь 2007
МУЛЬТЯШКИ
Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов, умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.
Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь и изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.
Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас, и зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.
Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр, и каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.
Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль, но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.
Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть, что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.
Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз, в отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...
Ты сбрасываешь на меня буфет
кричу от боли кидаюсь вслед
бегу и вроде бы смерти нет
а есть только бег бег бег
декабрь 2008
ПАНИКА
После всё, что от них осталось,
привезли в обувной коробке
два служителя Ордена Идиотских Подвигов.
Говорят, был не бой, а танец:
взмахи, па, искры, свист и рокот.
Свидетели плакали в голос:
катарсис подлинный.
Говорят, узнав, как они погибли,
даже родня покатывалась со см
е
ху.
Впрочем, на панихиде всё было чинно.
Говорят, о них уже пишут гимны,
шьют в их честь сувениры из синтепона и меха,
тёзкам их наливают бесплатно в
и
на.
Говорят, без упоминания их имён
не обходится даже репортаж о погоде,
даже интервью с заштатной кухаркой.
Все подряд слетелись, как мухи на мёд,
и изрекают разные глупости, вроде: