-- Сними с меня шлем и плащ: они так тяжелы! -- просил раненый.
Юлий снял. В эту минуту ему послышался топот лошадей.
-- Нас преследуют, -- сказал он товарищам.
Алигерн бросился к опушке леса и тотчас возвратился.
-- Да, два отряда персов приближаются с двух сторон, -- сказал он.
-- О, Юлий, скорее же, спаси Валерию! Веди ее под защиту Тейи.
-- Да, я спасу ее! -- ответил Юлий, в уме которого блеснула счастливая мысль: "Один раз мы с ним обменялись плащами, и это спасло его от удара убийцы. Сделаю я и теперь то же, этим я отвлеку погоню от него". И он быстро надел шлем и окровавленный белый плащ Тотилы и вскочил на вороного Плутона. И действительно, как только он выехал из леса на открытую дорогу, всадники бросились за ним. Чтобы отвлечь врагов как можно дальше от Тотилы, Юлий пустил Плутона во всю прыть. Но добрый конь был ранен, ему трудно было взбираться на крутую гору. Погоня настигла его.
-- Он ли это? -- спросил ехавший впереди. -- Тотила, кажется, выше ростом?
-- Он, -- ответил другой. -- Его шлем и белый плащ.
-- Но ведь он был на белой лошади. А это вороная, -- и какая чудная!
-- Да, это благородный конь. Я знаю его. Он сейчас остановится, смотри... Стой, Плутон! На колени! -- закричал первый.
И Плутон, дрожа и фыркая, сразу остановился и, несмотря на шпоры н удары, медленно стал опускаться на колени.
-- Да, варвар, езда на лошади префекта гибельна для вас! Вот это тебе за Рим, это за Капитолий, это за Юлия!
И префект с яростью нанес три страшных удара в спину Юлия. Тот упал с лошади. Префект спрыгнул с лошади, подошел к нему и снял шлем с его головы.
-- Юлий! -- в ужасе вскричал он.
-- Ты, Цетег?
-- Юлий! Ты не должен умереть! -- закричал снова префект, стараясь унять кровь, которая лилась из трех глубоких ран.
-- Если ты меня любишь, -- сказал умирающий, -- спаси его, спаси Тотилу.
И кроткие глаза его закрылись.
Цетег пощупал пульс, приложил ухо к груди.
"Он умер! -- беззвучным голосом сказал он. -- О, Манилия! Юлий, тебя я любил -- и ты умер с его именем на устах!.. Теперь порвалась последняя моя связь с людьми. Теперь, мир, ты мертв для меня!"
-- Поднимите его на благородного коня. Это мой Плутон, будет последней службой в твоей жизни. Отвезите его туда, в монастырь. Пусть священники похоронят его. Сжажите им, что он кончил жизнь, как монах, умер за своего друга: он заслуживает христианского погребения.
И он сел на лошадь.
-- Куда? Назад, в Тагину? -- спросил верный Сифакс.
-- Нет! Туда, в лес. Он там скрывается, потому что Юлий выехал оттуда.
Между тем, Тотила немного подкрепился, сел на лошадь Юлия и в сопровождении Адальгота, Алигерна и некоторых других воинов, поехал через лес к монастырю. Уже виднелись белые стены его, как вдруг справа раздался страшный крик, и на лесную прогалину выехал сильный отряд конницы. Тотила узнал их предводителя и, прежде чем спутники его успели опомниться, пришпорил коня и понесся на него, опустив свое копье.
-- Гордый варвар! -- вскричал тот.
-- Гнусный изменник!
Точно две грозовые тучи, столкнулись враги и с такой яростью бросились друг на друга, что ни один не заботился о прикрытии себя: каждый думал только о том, чтобы нанести более сильный удар.
Фурий Агалла упал с лошади мертвый. Тотила опустился на руки Адальгота, смертельно раненый.
-- Готы! -- прошептал он еще. -- Италия!... Валерия!... -- и скончался. В эту минуту, прежде чем успел начаться неравный бой, подъехал Альбоин со своими лонгобардами. Молча, с поникшей головой смотрел он на труп короля.
-- Он подарил мне жизнь, а я не мог спасти его, -- с грустью промолвил Альбоин. Один из его воинов указал на богатое вооружение покойника.
-- Нет, -- сказал Альбоин, -- этот герой-король должен быть погребен со всеми почестями в королевском вооружении.
-- Там в монастыре, Альбоин, -- грустно сказал Адальгот, -- его ждет невеста и могила, которую он давно уже выбрал для себя.
-- Несите его туда. А вы, всадники, за мной, назад в битву!
ГЛАВА XV
Между тем, Цетег уже напал на след Тотилы. Вдруг к нему прискакал посланный с места битвы.
-- Скорее, префект, назад! -- кричал он. -- Почти верная победа ускользает от нас. Нарзес потерял сознание. Либерий, заступивший его, в отчаянии. Твое присутствие необходимо.
Цетег быстро повернул коня назад, к Тагине.
-- Слишком поздно! -- крикнул ему навстречу Либерий. -- Битва уже кончена. Перемирие. Остатки готов удаляются.
-- Как? -- с яростью закричал Цетег. -- Перемирие? Отступление?... Где Нарзес?
-- Он лежит без сознания в своих носилках. Испуг вызвал страшный припадок его болезни. И неудивительно.
-- Рассказывай, что случилось.
-- Со страшными потерями -- эти готы стояли, точно стены, -- ворвались мы в Тагину, но тут мы должны были брать с боя каждый дом, каждую комнату. Их предводитель разбил нашего Анцала.
-- Как зовут этого предводителя? Тейя? -- с живостью спросил префект.
-- Нет, граф Торисмут. Когда мы уже почти кончали битву, и Нарзес велел нести себя в город, вдруг явился посланный с нашего левого крыла -- его совсем уничтожили.
-- Кто?
-- Он, этот ужасный Тейя. Он узнал, что их центр в опасности и что король ранен, и -- понимая, что не успеет уже помочь им, -- с безумной смелостью бросился на наше левое крыло, разбил его, погнался за беглецами в самый их лагерь и захватил там десять тысяч пленных со всеми вождями. Потом связал Зевксиппа и отправил его со своими герольдами к Нарзесу, требуя перемирия на двадцать четыре часа.
-- Невозможно! -- вскричал Цетег.
-- Иначе он поклялся, что умертвит все десять тысяч пленных вместе с вождями.
-- И пусть бы умертвил! -- закричал Цетег.
-- Да, для тебя, конечно, все равно, римлянин. Что тебе до наших войск! Но Нарзес не так относится к ним. На него страшно подействовала эта ужасная неожиданность, он упал в припадке и потерял сознание, протянув мне жезл главнокомандующего. А я, конечно, принял условие.
-- Я тотчас начну битву снова.
-- Нет, ты не можешь сделать этого. Тейя оставил большую часть пленных и всех предводителей у себя заложниками, и если ты выпустишь хоть одну стрелу, он убьет их. А за это Нарзес не поблагодарит тебя.
Между тем, Тейя и Гильдебранд, окончив битву, поспешили к тому месту, где лежал труп Тотилы. С рыданием бросился навстречу им Адальгот и, взяв за руки, повел к гробнице. Здесь на своем щите лежал молодой король. Торжественное величие смерти придало благородным чертам его строгость. Слева рядом с ним лежал труп Юлия, а между двумя друзьями, на белом, залитом кровью плаще Тотилы, лежал третий труп -- прекрасной римлянки Валерии. Когда ей сообщили, что в монастырь несут ее жениха, она без слез, без вздоха, бросилась к широкому щиту, на котором Адальгот и Алигерн торжественно вносили покойника в ворота, помогла уложить его в саркофаг и затем спокойно, не торопясь, вынула из-за пояса кинжал и со словами: "Вот, строгий Бог христиан, возьми и мою душу!" вонзила острое орудие себе в сердце.
У ног ее плакала Гото. Кассиодор с маленьким крестом из кедрового дерева переходил, шепча молитвы, от одного трупа к другому, и обильные слезы текли по лицу его.
Вскоре часовня наполнилась воинами. Молча подошел Тейя к трупу Тотилы, положил правую руку на глубокую рану в его груди и, нагнувшись, прошептал: "Я окончу твое дело".
Затем он отошел к высокому дереву, которое росло на вершине холма у могилы, и обратился к толпе воинов, молча стоявших вокруг:
-- Готы! Битва проиграна, и государство пало также. Кто из вас хочет перейти к Нарзесу и подчиниться ему -- пусть идет. Я не удерживаю никого. Сам же я хочу сражаться до конца. Не для того чтобы победить -- это невозможно, -- а чтобы умереть смертью героя. Кто хочет разделить мою участь -- оставайтесь. Вы все хотите? Хорошо.
Тут поднялся старик Гильдебранд.
-- Король умер. Но готы не могут, далее когда идут на верную смерть, сражаться без короля. Аталарих, Витихис, Тотила... Только один есть среди нас, который может быть четвертым после этих трех благородных героев, -- это ты, Тейя, наш последний, наш самый великий герой!