Несмотря на привычные шуточки, Немец смотрел на Ледникова своими прозрачнохолодными глазами совершенно серьезно. Он словно не изменился со школьных времен — такой же худой, стремительный, гибкий, словно стальной трос, скрученный из множества прочных отдельных нитей. Никого не боящийся, ничего не стесняющийся, но при этом холодно рассудочный, непрерывно считающий варианты, словно запущенный компьютер. Единственный теперь человек, которому Ледников мог доверять абсолютно, от которого можно было ничего не скрывать.
Увидев на подоконнике початую бутылку Chivas regal, Немец немедленно оценил размер нанесенного содержимому ущерба.
— Ну что ж, сто пятьдесят грамм на ночь — это терпимо. Если, конечно, данная бутылка первая…
— Единственная, — успокоил его Ледников.
— Уходить в запой, как ты знаешь, не в моих правилах и пить «с горя» тоже.
— И правильно, — похвалил Немец, все так же пристально разглядывая Ледникова.
С Разумовской он был знаком, но вполне шапочно. Хотя, разумеется, прекрасно знал, кем она была для Ледникова. И лучше кого-либо понимал, в каком он теперь состоянии.
— Немец, ты же был в Марокко? Как ты здесь-то оказался?
— У тебя телефоны молчали, я позвонил твоему отцу, он сказал, что ты улетел в Берн. Я сел на самолет… Из аэропорта еще раз позвонил твоему отцу, он сказал, что ты остановился в «Bellevue». Ну да это все ерунда. Давай сразу перейдем к делам. Какие у нас планы?
— У нас?
— Слушай, ты думаешь, я прилетел, чтобы посмотреть на тебя? — с изумлением уставился на него Немец. — Именно у нас. Ну, я слушаю.
— Я хочу знать, что произошло на самом деле. Потому что в несчастный случай я не верю.
— А потом?
— Ты прямо как отец, — невольно усмехнулся Ледников. — Потом видно будет.
Немец посмотрел на него с подозрением.
— Да не смотри ты на меня так, никого я душить своими руками не собираюсь. Боюсь, что я слишком отравлен юридическими догматами, чтобы просто взять и отомстить, как это должен сделать нормальный мужик.
— Отомстить можно по-разному, — назидательно сказал Немец. — Не обязательно пачкать свои руки.
— Эх, ты, интриган чертов! Тебе бы все козни строить.
— Каждому свое, — не стал спорить Немец.
Но Ледников-то знал, что Немцу приходилось попадать в разные переделки, в том числе и те, где интриги и козни уже и не работали. И тогда Немец без всяких колебаний ума и угрызений совести брал в руки первую же подвернувшуюся дубину. Желательно, поувесистее.
— Ладно, пошли, позавтракаем, там и поговорим подробнее, — нетерпеливо заторопился Немец.
— Дай хоть умыться, — притормозил его Ледников.
Присутствие Немца, как всегда, действовало успокоительно. С этим не пропадешь.
Приняв сначала обжигающе горячий, а потом нестерпимо холодный душ, он растерся махровым полотенцем, причесался, внимательно посмотрел на себя в зеркало. Вид был удовлетворительный. Так что пора было заняться делом. Заниматься бессмысленным самокопанием и философическими раздумьями о том, что такое месть и не лучше ли от нее отказаться, потому что исправить уже ничего нельзя, он не намерен.
Конечно, простить врага своего проще всего. Проявить бездонное русское великодушие. Но если уж и прощать, то — кого-то конкретно, а не всех мерзавцев скопом. Установив сначала, что вот этот виноват и виноват в том-то. А потом уж думать, что дальше. Но если ты не докопался до правды, не установил виновного, значит, и прощать ты не имеешь права. Потому что тогда ты просто бесхребетная, равнодушная дрянь, о которую можно и нужно вытирать ноги. Ты сначала найди врага, установи его вину, а потом уж подумай, можно ли его прощать и зачем… Как это сделал бы, между прочим, тот же Немец, усмехнулся Ледников.
За бокалом свежевыжатого сока Ледников рассказал Немцу о том, зачем приезжала в Берн Разумовская, о своих встречах с Альмезовым.
— Думаешь, ему стоит доверять? — озадаченно спросил Немец.
Ледников невольно улыбнулся про себя — отец и Немец думают одинаково. Хотя люди совершенно разные. Но думать они умеют. Что означает — сие обстоятельство нельзя не принимать во внимание.
— Итак, наши действия? — поинтересовался Немец.
— Я отправляюсь к госпоже Абрамовой…
— А что она из себя представляет?
Ледников пожал плечами.
— Я только знал о ее существовании, как она знала о моем. Мы ни разу не встречались. Не знаю, что Разумовская говорила ей обо мне… А вот про госпожу Абрамову она говорила, что у нее талант вызывать у людей желание помочь ей.