-- Пора бы тебе заняться служебными обязанностями, раз с Мбалли ничего не вышло, -- напомнила Атласу о его заботах настоятельница Блоус, застав его рядом со спящим безволосым другом.
-- Он похож на больного раком, -- сквозь зубы, едва слышно, процедил Атлас, -- неужели мы не знаем, чем он болен?
Календара ничего не ответила, застыв в дверях маленькой комнатки.
-- Быть может, нам стоит обратиться к властям Трезубца? У них есть биокапсулы. Уверен, они помогут нам, -- настаивал Атлас и с надеждой взглянул на Блоус.
-- Сомневаюсь, -- только и ответила хранительница тайн Асмиллы.
-- До чего же вы упрямы! -- взбеленился Атлас и собрался покинуть комнату друга.
-- Завтра вечером ты обязан доставить "слепки снов" Блинду. -- Блоус остановила его выставленной ладонью. -- А затем отправишься на поиски Мбалли. И меня абсолютно не волнует, с чего ты начнёшь. Помни о своём статусе в этих стенах. Ты давал обещание оберегать идеалы нашей религии. Самое время отдавать долги.
-- Фрай не жилец. Где брать след? Шуруй, значит, дорогой Рензо, вынюхивай старого маразматика по затхлым ночлежкам да рыскай в сраных уголках нашего гнилого материка! Вперёд, с улыбкой идиота! -- Атлас ёрничал и кривлялся, его съедало внутренне раздражение и тихая злоба. Ему совсем не нравились последние события, его тревожила внезапная болезнь друга. Но Блоус, подобно каменному изваянию, стояла на своём:
-- Ты сделаешь свою работу! Мбалли будешь искать в "спящем городе". Дошли слухи, что его видели там несколько месяцев назад. -- Блоус изъяснялась строго, ровно, без каких-либо эмоций.
-- Месяцев?! -- вскинул руки Рензо. -- Вы свихнулись?! Да за этот срок можно исколесить всю Илейю и вернуться обратно! Вплавь!
-- Если ты ослушаешься, можешь забыть о монастырском тракте. Ибо это единственная дорога в обитель Асмиллы, -- отрезала Блоус и, резко развернувшись, ушла.
***
-- Составишь мне компанию?
-- Зачем?
-- Одному дико тоскливо. И непривычно. Не смогу всё время молчать. Начну болтать сам с собой и свихнусь на почве размножения личности.
-- Расслоишься, будто какой-нибудь лист оргалита?
-- Не наскучило, а?
-- О чём ты?
-- Подшучивать на тему моего происхождения? Не смешно же.
-- Обижаешься?
-- Глупости какие! Дуться на бестолковый бабский трёп? Вот ещё. Просто раз мы заодно, надо бы налаживать контакт. Эти шутки становятся глупыми и неуместными.
-- По рукам. Я перестану над тобой издеваться. Одно условие. Идёт?
-- Какое?
-- Ты кончишь гнуть из себя этакий дубовый дуб, который вот-вот переломится под тяжестью своего эфемерного величия и гипертрофированного эгоизма? Крутой ты или нет -- решать не тебе, верно? Позволь, другие рассудят. А ты расслабься, великан, пока мы выставляем оценки.
-- Сейчас было обидно.
-- Меня все обожают: я не в ладах со своим поганым языком. Ты уж либо привыкай, либо даже не начинай. Зависит только от тебя, сечёшь?
-- Выезжаем через час. Нас ждут несколько заштатных деревень и куча немытых ребятишек, которые так и норовят оторвать от тебя кусочек и утащить в свою хибару. Надеюсь, они не оставят без внимания и твой гадкий бескостный язык.
***
Внедорожник свернул с монастырского тракта и устремился на юго-восток. В маршрутном листе Атласа значились деревни Керез, Шамъялт и Ваздок. Выехав рано утром, он мог рассчитывать вернуться в густых сумерках или посередине ночи, как повезёт. Джулия устроилась рядом, по правую руку от Атласа, и всё то время, пока они неслись мимо лесов и выжженных полей, не проронила ни слова. Рензо нахмурился и был готов пожалеть, что взял её с собой. Развлекать его она не собиралась, а сгущать атмосферу в тесной кабине и вовсе было ни к чему. Когда вдалеке заблестел шпиль невысокой церквушки Кереза, Джулия встрепенулась.
-- Ты взял воды? -- она стала шарить по салону в поисках какой-нибудь бутылки, наполненной жидкостью.
-- Зачем? Умирай от жажды, моя ненаглядная. -- Хмыкнул Атлас, открыл подлокотник и достал оттуда прохладную бутыль.
-- Спасибо.
Она устало отвернула крышку и сделала пару долгих глотков.
-- Меня иногда укачивает. Ничего серьёзного.
-- Ты ж сама вроде как рассекаешь на своём громадном квадроцикле. Странно слышать.
-- Есть разница. Мой "Гарри" оснащён датчиком антиукачивания, к тому же в шлеме установлена система фильтрации воздуха, поэтому я никогда не задыхаюсь. А в этой душной махине мне тошно.
-- Открой окно и все дела, -- посоветовал Атлас и свернул на узкую брусчатку, ведшую к центральной площади Кереза.
-- И жри пылищу, что вздыбливается под колёсами этой дуры, да?
Джулия стукнула ладонью по креслу и уставилась на людей, высыпавших из своих домов. Они вскидывали руки, что-то выкрикивали, улыбались. Крестьяне встречали посланников Асмиллы.
В Керезе и Шамъялте Атлас и Джулия занимались примерно одним и тем же. Сначала Рензо долго разговаривал с местными жителями, потом они ужинали или пили чай в компании значая, самого мудрого и предприимчивого аборигена. А потом Рензо считывал с "ободов" все сны, которые снились послушникам Асмиллы в период, равный двум месяцам. На одно считывание уходило около пяти минут. Рензо проделывал эту операцию сто тысяч раз. Доставал свой квадратный чёрный лакированный футляр -- картридж-считыватель, подсоединял с помощью коротких и тонких проводков его к разъёму "обода" и запускал процесс. Пока Рензо считывал сны, Джулия развлекалась, слушая байки старожилов, играя с местной ребятнёй. Уходя, Рензо обменивался объятиями со всеми, кто в них нуждался, а иногда подбрасывал пару-другую сотен статов, чтобы хватило на сезон дождей. Торговать во время бесконечных ливней становилось затруднительно: машины вязли в грязи по дороге на рынок, покупатели отказывались мокнуть, предпочитая затовариваться овощами и мясом втридорога у больших авторизированных ферм и мясокомбинатов.
Крупные поселения, не выросшие до уровня городов, вмещали в себя по двести-пятьсот жителей, имели в арсенале пакгауз, ратушу, одну не слишком большую продуктовую лавку, в которой, впрочем, можно было запастись всем необходимым. Также в каждом подобном посёлке имелась своя часовня, посвящённая Пятиликой Деве Асмилле. Постройки, в которых переносили свой век местные, поражали своим контрастом. Кто-то отгрохал себе высоченный, в четыре полных этажа, особняк, жил в нём, как сирота-король, бродя по пустым коридорам, в которых не хватало только призраков или порывов сшибающего ветра. Другие, это семьи по пять-шесть человек, ютились в хибарах, сложенных из крупных брёвен, обычно дубовых или сосновых, при этом они содержали хозяйство в хлеву, пару машин для уборки урожая и вообще производили впечатление счастливых людей. Таким зачастую "обод" был ни к чему. Трудяги редко видели сны, а их помыслы в основном не заходили дальше хлопот о скором сезоне дождей или радостных переживаний за взрослую дочь, которая вот-вот станет чьей-то женой. Убранство домов не изобиловало хитростью или каким-то неординарным изыском. Была гостиная, где висела ТВ-панель, несколько комнат-спален, подвал да чердак. В зале, рядом с зеркалами, устанавливали глиняную статуэтку любимой богини. Высокая и статная женщина в голубом платье до самых пят. Её лицо источало мудрость и всепрощение. Молясь, каждый послушник церкви брал статуэтку в ладони и сжимал её, пока речь не затихала. Если молились группой, изваяние Асмиллы доверялось самому молодому, ибо у него меньше всего прегрешений и корыстных, пусть и потаённых, помыслов. В финале молитвы все участники прикладывались к чреву Асмиллы, потому со временем голубизна её платья терялась, стиралась и приобретала бледный, невзрачный оттенок.
Последней точкой маршрута была деревня Ваздок, самая мелкая и труднодоступная, находящаяся в густой лесистой местности, рядом с безымянным притоком могучей Илейи.
-- Чудесно, -- улыбнувшись, заговорила Джулия.