На второй день после «Большого боя» к Джулии пришли сотрудники мед. персонала, их было двое, и проводили её по узким, уже знакомым коридорам лабиринта к лифту. Поднявшись наверх, конвой и Джулия прошли ещё несколько лестничных пролётов, дважды повернули направо, двигаясь по коридорам Второго Сектора, пока не оказались у двери кабинета директора Нуттглехарта. «Д.К.Стивенс» сообщала табличка, установленная на голубой стене, сбоку от двери. Медбрат постучал в дверь.
— Пусть заходит! — крикнули из кабинета. Джулия вошла.
Оказавшись внутри, Джулия осмотрелась. Ничего необычного, самый стандартный офис, который возможно представить. Высокий широкий письменный стол у окна, в углу витрина, забитая документами, мягкое, комфортное кресло, телепанель на одной из стен, большие часы напротив. Директор Стивенс жестом предложил Джулии присесть во второе кресло.
— Да вы талант, пациент 57! — присвистнул Стивенс, будто в этой фразе было всё: и удивление, и тревога, и извинения.
— Вы о чём?
— Как же, — Стивенс натянул свои очки и принялся листать какие-то жидкие документы, — завалили наповал двенадцать человек. Среди них два жесточайших маньяка. Как вам это удалось?
— Забыли, почему я очутилась в Третьем Секторе? — бесстрасно спросила Джулия.
— Одно дело — пара овощей и неокрепшая фанатичка. Другое — методичное истребление вполне адекватных себе подобных.
— Я выжить хотела, и только.
— Признаться, вы преуспели в своём стремлении, — прищёлкнул языком Стивенс, — стали первой, оторвавшись на два трупа от преследователя. Честно говоря, все ставили на него. Вы украсили большую игру, Фокстрот.
— Мне плевать на ваши извращенские игрища, — снова не повышая голоса, проговорила Джулия, — что мне полагается?
Стивенс заёрзал на своём мягком кресле, словно в обивку напихали игл и щебёнки.
— Какой приз меня ждёт? — наседала Фокстрот.
— Вообще, с вашим случаем сложно, — слегка вспотев, начал Стивенс, — потому я и пригласил вас на разговор.
— Внимательно слушаю. Не тряситесь, вы можете довериться мне, — съязвила Джулия. Стивенс сверкнул на неё злобным взглядом, но тут же осёкся.
— Приказ вашей мачехи для нас необсуждаем. Долгие годы клиника Нуттглехарт существует, в том числе, и на деньги, перечисляемые со счётов различных фирм, которые являются частью большого конгломерата Ван Дарвика. Как вы понимаете, любая правда, всплывшая в вашей истории, для нас чревата серьёзными последствиями. Просто хочу быть честным с вами — вы тут, в Нуттглехарте, навсегда. Или можете выбрать иной вариант.
— Какой? — посерев от злобы, спросила Джулия.
— Выпустим, как всегда, сонный газ, и пока вы спите, введём внутривенно хлорид калия. Обещаю, за остальным прослежу лично и распоряжусь, чтобы всё было красиво.
— Нет! — отрезала Джулия. — У меня есть предложение.
— Сомневаюсь, что оно станет вехой в наших переговорах, но ради интереса выслушаю, — Стивенс вынул из внутреннего кармана пиджака мышиного цвета платок и вытер пот со лба.
— Парнишка Алан кое-что сделал для меня.
— Исключено! — перебил её Стивенс. — Считаете, мы настолько недальновидны, что позволили бы ему хоть как-то повлиять на ваше дело? Нет, нет и нет! Все письма, которые Алан отправлял родным, тщательно изучались, звонки прослушивались, его контакты проверялись. Признаюсь, нам было бы проще его сразу изолировать от вас, но больно любопытно было наблюдать, что из ваших встреч сложится. И не прогадали. Как он ловко таскал к вам грызунов! И при этом прятался, хитрил. Забавный мальчуган. В конце концов, он никого не беспокоит.
— С ним всё хорошо?
— А то, прекрасно. Трёт полы в Первом Секторе и не жалуется. Скоро отправится в отпуск. Мы провели с ним ряд безобидных процедур, так что он вряд ли вспомнит вас.
— Если вы мне врёте, — со злобой начала Джулия, но Стивенс её опять перебил.
— Пациент Джулия Фокстрот, вы заперты в Нуттглехарте и не сможет его покинуть. И либо вы примите данность, либо мы будем вынуждены вас усыпить. Через год состоится очередной «Большой бой». Позвольте кому-нибудь набрать баллы, Фокстрот. Тогда ваша смерть обретёт мизерный смысл.