Старик открыл дверь и взялся протезом за металлическое древко орудия. Джулия ожидала, что его протез оплавиться, но ничего не случилось.
— Дай сюда, — прошипел Асмари Мбалли и выдернул трезубец-копьё из объятий Джулии. Затем он молча отвернулся и отдал команду пустоте. Над ним снова возник гироплан. На тросах спустились вооружённые люди.
— Вяжите их, — приказал Мбалли, ухватился за конец троса и поплыл вверх. Боевики сняли Инсара с капота, нацепили наручники, накинули непроницаемый мешок на голову. С Джулией проделали то же самое, молча и бесцеремонно. Когда они оказались на борту гироплана, возле уха каждого что-то щёлкнуло, обожгло шею. Транквилизатор подействовал мгновенно, и пробуждение Инсар и Джулия встретили только спустя восемнадцать часов. Их разделяли тонны оргстекла, железобетона и сотни кубометров живого пространства.
Глава 19
Джулия открыла глаза и решила, что ещё спит. Точно сон, не иначе. Она лежала на кровати. Своей кровати. На той самой, где умерла её мама, когда сама она была маленькой. С тех пор Джулия спала только в маминой спальне, отказавшись от своей комнаты. Разумеется, у них был свой дом и не один. Но отец много работал, и её мама придумала остаться в гостинице. Так ей было проще, даже радостней. Изменилось ли что-то после того дня, когда она, Джулия, разругавшись, простилась с отцом и ушла из дома? Ничего. Белоснежное бельё, пахнет цветами и чистотой. Шторы раздвинуты так, что видна взлётная полоса местного аэропорта. Пентхаус был предоставлен только Джулии и воспоминаниям. Сейчас белое убранство комнаты казалось ей явным перебором, будто находишься в стерильной палате. На самом деле так и было. Врачи не знали, что творилось с мамой, но Джулия теперь знает. Она поднялась с постели, сунула ноги в мягкие тапки. Кожа и волосы чистые. Её кто-то умыл, пока она была в отключке. От одной мысли, что чужие руки касались её тела, Джулию передёрнуло. На её плечах висела белая накрахмаленная майка, а на пуфике рядом с кроватью лежал шёлковый халат. Джулия встала с кровати, набросила халат и включила свет. Белый резал глаза. Она давно отвыкла от него. Похоже, ей это не снится. Она вышла на лоджию, просторную и уютную. В углу по-прежнему покоились никем не тронутый журнальный стол и пара кресел. Здесь мама читала ей книги, когда недуг отступал. Погода стояла чудная. Вечер подбирался к городу, но солнце ещё не село. Джулия посмотрела вниз. Всё тот же Сент-Вален как на ладони.
По ногам Джулии пробежался тёплый ветер — кто-то вошёл в комнату. Она обернулась и увидела всё тот же идеальный череп с острыми скулами. Оло Ван Дарвик смотрел на неё мягко, почти по-отечески. К слову, сам он выглядел на сей раз слегка уставшим, расшатанным. Бежевая сорочка выбивалась из брюк, а пиджак сидел как-то неуверенно.
— Если я сплю, этот кошмар затянулся, — проговорила Джулия громко, даже слишком громко. Ей почудилось, что слова эхом разнеслись по полупустой белой палате.
— Я бы мог сказать, что ты дома, но вряд ли ты считаешь так же, — ответил Оло Ван.
— Почему я здесь?
— Видишь ли, — Оло Ван замялся, — так вышло, что ты стала фигурой на шахматной доске. Само собой — случайно.
— Стало быть, я — пешка?
— Я бы так не сказал, — помотал головой Ван Дарвик.
— Ты в курсе, что я до сих пор ненавижу тебя?
— Честно говоря, я надеялся на снисхождение.
— С чего бы?
— Ну, может, потому что я твой отец?
— Не уверена, что это принципиально, — закатила глаза Джулия и уселась на кровать.
— Поверь, я всегда желал тебе счастья и всего лучшего.
— Потому ты позволил этой дряни занять место моей матери?!
— Ты о Магнолии?
— О твари, которая разрушила семью, и до сих пор ошивается у твоего плеча! И ты называешь меня своей дочерью?!
Оло Ван промолчал.
— Ты никогда не был мне отцом и уже поздно им становится. Я не люблю тебя. Я тебя ненавижу. И лучше давай-ка выкладывай, что происходит. Как я и Инсар оказались в Сент-Валене?
— Скучная политика. Она тебе не интересна.
— И всё же?
— В двух словах: ты примешь мою сторону, а твой знакомый умрёт.
— Есть альтернатива?
Ван Дарвик дал понять, что её нет. И добавил:
— Ты выросла и похорошела, но материнская наивность в тебе неискоренима. Она жалела всех подряд.
— В том числе и верного Маятника?
Ван Дарвик снова не ответил.
— Зачем ты пришёл?
— Поздороваться.
— Ну, привет. Легче стало? Если не собираешься посвящать меня в то дерьмо, которое ты в очередной раз навалил, то лучше проваливай!