Глава 9
Воняло керосином, блевотиной и чем-то въедливо-кислым. Инсар пытался разлепить веки, на которых запеклась кровь. Его избивали не меньше часа. Зуверфы высокомерно молчали, а сам Инсар, как бы ему того не хотелось, о помощи не просил, дабы не признать свою слабость. Его колотили изрядно и с удовольствием. Но Килоди был уверен, что в этой дыре не умрёт.
Подвал, тёмный и сгнивший насквозь. Фесрам не жаловал гостей, тем более таких популярных, каким стал Инсар после покушения на Самюэля Фрая. Изображение с его физиономией крутили на всех каналах и транслировали в глухих уголках Илейи. Имя Инсара Килоди твердилось с той маниакальной исступлённостью, с какой говорят о кандидатах в Лидеры перед народными выборами. Все илейцы знали, кого они могут обнаружить, свернув за угол, и были готовы к неожиданной встрече. Однако Фесрам город особенный. «Спящим» нет никакого дела до мирских вопросов. Их существование свелось к примитивным вещам. Те, кто ещё в своём уме, стараются торговать, продавая фесрамский хлам, найденный в цехах и кабинетах руководства. Другие, лишившиеся рассудка, ждут своей смерти и изредка перебиваются куском хлеба, бесцельно шатаясь по «зелёным» переулкам заражённого города. «Зелёным» Фесрам стал не от изобилия растений или даже сорняка, что мог бы прорасти сквозь потрескавшийся асфальт. Зелёный — цвет всего в Фесраме. Зелёным здесь пропитан воздух, каждый его кубометр, деревья, дома и рекламные проспекты. Огромное зелёное облако, подобно волне цунами, накрыло город после страшной катастрофы и до сих пор не рассеялось. Составные элементы апатиниума распадаются в течение двух столетий.
Поговаривают, один известный художник прибыл в Фесрам писать здешние пейзажи. Его покорила гнетущая тишина и невероятная своеобычность этого места. После трёх полотен мастер свихнулся и стал гонять воображаемых кур по крышам панельных многоэтажек, пока не рухнул с одной, разбившись насмерть. К слову, его картины стали хитами и продались на аукционе за десятки тысяч статусных единиц. Вырученное перешло его родне и тем, кто до сих пор пожинает плоды катастрофы.
Что-то зашевелилось рядом с правым ухом Инсара. Он догадался, это Измир.
— Живой, бродяга? — прошипел Инсар. Его губы распухли, он провёл языком по зубам и не досчитался трёх штук.
— Поганый шлях, мать ити его набур фаз мах! — выругался гибриоид.
— Ага, — мысленно кивнул Килоди.
Его спутник цел, выходит, они ещё зачем-то нужны. Инсар дёрнулся, получилось как у рыбы, выброшенной на берег, — отчаянно и неумело. Его руки, связанные где-то наверху, под балкой, онемели. Ноги волочились по полу, залитому цементом. Пока его пытали, он изучил своим лицом каждый камешек, застрявший в застывшем растворе. Где-то лязгнуло железом, отворилась массивная дверь. В подвал кто-то спустился. К тошнотворному букету примешался ещё один — терпкий запах скабрезного пота.
— Проснитесь, твари! — прогремело так оглушительно, что Инсару в очередной раз вывернуло под ноги. Через секунду его окатили ледяной водой, набранной из грязной речушки, протекавшей недалеко от Фесрама.
— Зачем пришли в Фесрам?! — орал дознаватель.
Инсар молчал, Измир должно быть матерился: его речь слилась в один поток незнакомых Инсару ругательств.
— Паскуды! — прорычал смердящий. — Твари!
Их снова молотили. Не так ожесточенно, как в первый раз, но всё равно пришлось туго. Инсару повело, он начал терять сознание и несказанно обрадовался этому. Руки затекли настолько, что он их больше не чувствовал. Измир не унимался, продолжая ругать всё и вся на языке своих предков. Тусклая полоска света померкла, приближалась ночь. Инсар подумал, неплохо было бы сдохнуть до восхода солнца, но тут же пробудились его «соседи» и впервые после их поимки заявили о себе.