Джулия кивнула. Она всё понимала, но не соглашалась. С ней всё в порядке. По крайней мере, было до тех пор, пока какой-то сраный карлик не влез в распахнутое окно в гостинице Ваздока, и заговорил с ней, одурманив каким-то наркотиком. Но Джулия ответила, что, наверно, доктор прав, что так оно на самом деле и есть. И выслушала, какие меры они вместе примут, чтобы кошмары прекратились раз и навсегда.
Изредка, раз-два в месяц, в общий блок, где без каких-либо предубеждений соседствовали и мужчины и женщины, разделённые лишь тонкой фанерой, приводили нового сожителя. Обычно это был бывший пациент Второго Сектора Нуттглехарта, который пошёл на поправку. Джулия обратила внимание на её совсем юное личико и пышные, роскошные белые волосы. Привлекательная и по-детски хрупкая она представляла бы интерес для любого мужчины, но почему-то очутилась в психиатрической лечебнице.
— О, привели, — бросила соседка по койке вслух, как бы между прочим, — смазливая, даром, что мужика своего зарубила насмерть.
Блондинке показали её спальное место, тумбочку, ящик, в котором можно хранить некоторые вещи. Больничная пижама сидела на девушке неестественно и грубо, и Джулии хотелось подойти к ней и сорвать эти отрепья. На взгляд она младше Джулии лет на пять, но второй казалось, что между ними разверзлись полвека. Как бы там ни было, Джулия твёрдо решила познакомиться с ней. Но всё вышло не совсем так, как того планировала Фокстрот.
На ужин подавали лапшу и отварную курицу. Десерт состоял из сочного вишневого пирога. У всех в Нуттглехарте было приподнятое настроение, близился большой праздник Обновлённого Цикла, который отмечается весело, шумно, на широкую ногу. Всё менялось за стенами лечебницы, мир и Илейа переживали трансформации. Но здесь, в Первом корпусе, всё текло своим чередом, неспешно и независимо от чего-либо извне.
Джулия взяла кусок пирога и подошла к новенькой, которая с аппетитом умяла последнюю крошку своего лакомства.
— Привет, — подойдя со спины, сказала Джулия, — хочешь моего пирога? В меня больше не лезет.
Блондинка обернулась и вздрогнула. В её глазах вспыхнул ужас, губы задрожали, руки ухватились за скамью, она закричала. Персонал подоспел вовремя, предотвратив драку. Блондинка собиралась разорвать Джулию, рычала и оскорбляла.
— Паскуда! — самое безобидное, что вырывалось у милой девочки.
— Тварь! Шлюха! Подстилка! Гнойная ты прошмандовка! Сука! — кричала она неестественным для такой миловидной внешности хриплым голосом. — Монстр, чудовище! Я вижу его! Я не слепая! Вот он, прямо за тобой, чёртова ты блядь! Сдохни, ты и твоя поганая, уродливая тень! Ты не одна из нас, ты хуже, блядское ты чучело!
Блондинку подхватили надсмотрщики и поволокли в изолированную камеру, где иногда, очень редко, содержали на короткий срок буйнопомешанных.
— Убью тебя, убью! — продолжала орать девушка на ошарашенную Джулию. — Убью так, как вы прибили моего единственного! Я не спятила! Я всё помню! Это не я его зарезала! Жертва, ты станешь жертвой, мразь!
Крик стих. В столовой стали шептаться, кто-то осторожно подошёл к Джулии и тихо спросил:
— Вы, что ли, знакомы с ней?
— Не поверите, но в первый раз её вижу, — отстранённо ответила Джулия.
— Ага, понятно. Рано, видать, из второго выписали, — буднично протянул кто-то, голос принадлежал мужчине, — так бывает, не бери в голову.
Но Джулия озаботилась. Напрягая память, она с трудом вспоминала её лицо, пыталась соотнести его с теми, кого когда-то знала или видела. Ничего не получалось, они незнакомы.
— Вы уверены? — спрашивал Карл у Джулии на следующий день после происшествия.
— Абсолютно, — кивнула Фокстрот, — мы не встречались.
Карл заглянул в личное дело, на обороте которого аккуратным почерком были выведены фамилия и инициалы имени — Браун А-С.
— Амалия Скотт Браун, — протянул психотерапевт, — попала в Нуттглехарт за убийство своего парня. Пробила цепью ему макушку. Всё признала, показала орудие преступление. После экспертизы медики установили целый букет психических расстройств. Амалия всё время твердила о гигантском чудище из глубин космоса, которое ждёт, дословно «первого камня, на котором восстанет храм истины, куда придут настоящие пасынки, а не лжетворцы». Также у Амалии полно жестоких наклонностей, галлюцинации, в которых она видит «всадников на шестиногих конях, что режут и сеют смерть» и прочее.