— Наших коллег словно жуть берет из-за этого билля о Ямайке{400}, — вполголоса сказал мистер Эгертон, как будто опасался, что какой-нибудь прохожий услышит его слова. — Пока на этот счет ничего не слышно, только все словно с ума свихнулись.
— Вот дьявол! Постойте, как вас понимать?
— Говорят, будто «левые» собираются нас предать.
— Говорят, говорят… Нас этим уже раз пять пугали! Все это дым, сэр, и дымом останется.
— Надеюсь, вы правы; но мне стало известно — учтите, это великая тайна, — что вчера лорд Джон{401} мимоходом затрагивал эту тему.
— Не исключено; по-моему, наши коллеги уже по горло сыты этими толками, и, вероятно, обрадуются любому предлогу свергнуть правительство; но нельзя допустить, чтобы Пиль пришел к власти — тогда ничто не спасет парламент от роспуска.
— Их соратники кричат на каждом углу, будто Пиль не станет никого распускать, если придет к власти.
— Верьте Пилю, а не им!
— Говорят, хватит с него роспусков.
— Ну, в конце концов, роспуски ему не особо-то навредили. Даже в тридцать четвертом всё прошло гладко.
— Кто бы ни распускал парламент, — заметил мистер Эгертон, — сомневаюсь, что в наши дни он сумеет разжиться большинством голосов.
— Случались и более странные вещи, — сказал мистер Бернерс.
— Они и не подумают свергать правительство, пока не назначат своих пэров, — сказал мистер Эгертон.
— Королева не особо-то и желает плодить новых пэров; а уж если установилось такое равновесие, как сейчас, то монарх перестает быть простым созерцателем.
— Говорят, Ее Величество больше всего на свете волнуют выступления чартистов{402}, — заметил мистер Эгертон.
— Они те еще сумасброды, но, что до меня, я не слишком опасаюсь жакерии{403}.
— Возможно, до мятежа дело и не дойдет; но пассивное сопротивление жакерии — это уже совсем другое дело. Когда я вижу, что делегаты Конвента{404} собираются в Лондоне и каждый день проводят митинги на Палас-Ярде{405}, а по всей стране наблюдается повальная склонность к отказу от потребления подакцизных товаров, как же мне не считать, что дела обстоят серьезней, чем кажется. Уверен, теперь всё правительство держится начеку.
— Вас-то мы и искали! — воскликнул лорд Фитц-Херон, опиравшийся на руку лорда Милфорда, — мистер Эгертон и его приятель встретили их на Пэлл-Мэлл.
— Нам нужны две пары{406}, — пояснил лорд Милфорд, — не желаете посодействовать, друзья мои?
— Сейчас я должен идти, — сказал мистер Эгертон, — но согласен быть вашей парой с половины восьмого до одиннадцати.
— А я только что в «Уайтсе»{407} условился на этот счет с Ормсби{408}, — сказал мистер Бернерс, — еще и получаса не прошло. Мы договорились отобедать у Эскдейла{409}, так что весь день у меня расписан. Слышали что-нибудь новенькое?
— Да ничего; вот только говорят, что Альфред Маунтчесни задумал жениться на леди Джоан Фитц-Уорен, — сообщил лорд Милфорд.
— Ее уже стольким прочили, — хмыкнул мистер Эгертон.
— С этими богатыми наследницами всегда так, — отозвался его спутник. — Они никогда не выходят замуж. Им невыносима мысль о том, что придется делить с кем-то свои деньги. Готов поспорить, что леди Джоан ожидает участь ТАБИТЫ КРЁЗ{410}.
— Пожалуй, отпустим нашу пару, Эгертон. Кстати, вы случайно не обедаете у Сидонии?{411} — поинтересовался лорд Фитц-Херон.
— Да я бы с радостью! Там лучшие блюда и лучшие посетители. Нет, я кормлюсь у старого Матлона, и, вероятно, téte-â-téte[23]: перловый суп в обмен на свежие новости.
— Быть послушным племянником — великое дело, особенно когда твой дядя холостяк и у него двадцать тысяч годового дохода, — заметил лорд Милфорд. — Au revoir![24] Полагаю, сегодня вечером голосования не будет.
— Это уж точно.
Эгертон и Бернерс прошли немного дальше. Когда они подходили к «Золотому шару»{412}, из магазина вышла дама; она уже хотела было сесть в экипаж, но узнала их и остановилась. Это была леди Файербрейс.
— Ах, мистер Бернерс, как поживаете? Вы-то мне и нужны. Как здоровье леди Августы, мистер Эгертон? Вы не представляете, мистер Бернерс, как же я за вас воевала!
— Неужели, леди Файербрейс, — довольно натянуто откликнулся мистер Бернерс: он, как и, наверное, большинство из нас, исключительно не любил, когда кто-нибудь порицал или недооценивал его. — Очень любезно с вашей стороны.