— Вот здесь я не особо уверен, — сказал лорд Валентайн, — а ведь в этом вся суть вопроса. Я не считаю, что большинство может наилучшим образом судить о своих интересах. Как бы то ни было, господа, соотнесение преимуществ аристократии и демократии — это спорный вопрос. Впрочем, я нахожу, что в нашей стране он практически урегулирован, а потому прошу простить мое нежелание обсуждать его. Я безоговорочно принимаю искренность ваших убеждений — окажите и вы мне такое доверие. Вы демократы — я аристократ. Мои предки были пожалованы дворянством почти три столетия назад; до этого возвышения они принадлежали к сословию рыцарей. Именно они значительно посодействовали тому, что Англия стала такой, какая она есть. Они проливали кровь во многих сражениях; двое из них погибли, командуя флотилиями. Вы не станете недооценивать такие заслуги моих предков, даже если не одобряете их поступков в роли государственных руководителей — а ведь эти деяния часто требовали больших усилий и порой приводили к выдающимся результатам. Лучшие деревья Англии были посажены моими родственниками; представители моего семейства возвели несколько прекраснейших церквей; они строили мосты, прокладывали дороги, рыли шахты, проводили каналы; они осушили болото в миллион акров[27], — и ныне это один из самых цветущих уголков королевства, который и по сей день носит имя моей семьи. Вы говорите о наших налогах и наших войнах, о ваших изобретениях и вашей промышленности. Наши войны превратили остров в империю и во всяком случае послужили развитию той самой промышленности и побудили к созданию тех самых изобретений, которыми вы кичитесь. Говорите, вы делегаты от сословия Моубрея, представителей которого нет в парламенте? Скажите, пожалуйста, а что представлял бы из себя Моубрей, если бы не аристократия и ее войны? Вашего города не было бы и в помине — как и трудящихся классов, от которых можно послать делегатов. Честно говоря, уже одним своим существованием вы обязаны нам. Я рассказал вам о том, что сделали мои предки, и я готов отстаивать их честь, если того потребуют обстоятельства. Я унаследовал высокое положение и говорю вам прямо, господа: я не сдамся без борьбы.
— Вы будете биться против простого народа в этих доспехах, милорд? — Один из делегатов улыбнулся — впрочем, дружелюбно и почтительно.
— Эти доспехи уже и раньше сражались на стороне народа, — ответил лорд Валентайн, — в рядах Симона де Монфора на полях Ившема{453}.
— Милорд, — сказал другой делегат, — хорошо известно, что вы происходите из славного и знатного рода, и сегодня мы видели вполне достаточно, чтобы оценить ум и душу, достойные великих предков. Но главный вопрос, который затронули ваша светлость, а не мы, нельзя перечеркнуть одним удачным примером. Ваши предки, возможно, совершали великие подвиги. Что же здесь удивительного! Все они были членами того немногочисленного сословия, которое обладало исключительным правом действовать. А что же простые люди — разве они не проливали кровь в сражениях, хотя им, возможно, куда реже доводилось командовать флотилиями, чем родственникам вашей светлости? А эти шахты с каналами, которые вы вырыли, эти леса, которые вы посадили, эти водоемы, которые вы осушили, — разве народ не приложил к этому руку? Какова же была в этих великих свершениях доля тех, кто способен к Труду, чьи священные требования, которые веками пренебрежительно замалчивались, мы сейчас выдвигаем? Нет, милорд, мы призываем вас разрешить этот вопрос в соответствии с результатами. Аристократия Англии в течение трехсот лет проходила испытание властью, и в последние полтора столетия испытание это вышло из-под контроля. Сейчас аристократы — это самый преуспевающий класс из тех, какие только может нам явить мировая история; они богаты, как римские сенаторы, и располагают такими источниками комфорта и удовольствия, которые может предоставить лишь современная наука. Всё это бесспорно. Ваше сословие у всей Европы на виду, самое роскошное из существующих зрелищ, — хотя в последние годы вы хитроумно переложили часть позора вашего государственного устройства на презираемый вами средний класс, ничтожный лишь потому, что старается вам подражать; на самом же деле мощь, которой вы обладаете, ничуть не ослабла. Вы всё так же безраздельно правите нами — а правите вы самым несчастным народом на всей планете.
— И это — правдивое описание английского народа? — спросил лорд Валентайн. — По-моему, своим пламенным витийством вы опускаете этих людей ниже, чем португальцев или поляков, русских крепостных крестьян или lazzaroni[28] Неаполя.