Серый вёрткий воробышек был уже высоко в воздухе, а Байбарак хрипел на земле… Чёрная кровь из него ручьём текла.
Умный воробышек, весело чирикая, полетел на пастбище, захватил там байскую отару и пригнал её к старику Кодурлу.
— Вот тебе овцы, мой старый друг, — сказал воробышек, торжествуя победу. — Нет теперь Байбарака на голубом Алтае. Ты — хозяин этих овец. Молоко овечье пей, мясо ешь, из овчин сшей себе и старухе новые шубы. Долго, счастливо живи под ласковым солнцем!
Старик Кодурлу стоял как столб. Он не знал, что спросить, не знал, что сказать, а когда пришёл в себя и понял всё, то громко воскликнул:
— Я умирать собрался, ты меня оживил! В груди моей огонь угасал, ты его раздул, милый серый воробышек! Что я могу сделать для тебя хорошего? Чем отблагодарить? Живи со мной, хорошая птичка, свей себе гнездо возле дымового отверстия моей юрты!
Серый воробышек так и сделал.
В юрте со стариком и старухой он прожил всю свою жизнь, много птенцов выкормил.
А потомки его и посейчас по юртам гнездятся и дружат с человеком.
Ару-Мёндюр
Жил на Алтае храбрый богатырь Ару-Мёндюр. Сердце его страха не знало, тело его усталости не испытывало.
Полюбил богатырь красивую девушку Чечек.
— Давай жить в одном аиле, — сказал ей. — Давай разведём свой костёр…
Девушка ответила светлой улыбкой: согласна. Но что скажет отец? Отдаст ли он её в жёны Ару-Мёндюру?
Поехал парень к отцу Чечек. Аракой старика угощает, хорошие речи заводит. Старик араку не пьёт, единственную дочь из своего аила отпускать не желает.
Но Ару-Мёндюр не уходит, согласия на свадьбу с Чечек добивается.
Три дня он в аиле сидел, старика уговаривал. На четвёртый день старик сказал:
— Ладно. Если ты привезёшь мне два клыка чудовища Кара-Кула, Чечек будет твоя. Мне надо подпереть теми клыками свой старый аил. Семьдесят богатырей к Чечек сватались — ни один моего желания не исполнил. Может, ты привезёшь клыки…
Богатырь Ару-Мёндюр слова «нет» не знал, цели своей всегда достигал.
— Хорошо! — сказал он. — Клыки привезу.
Надел стальной панцирь, взял боевой лук, сделанный из рогов горного козла туу-теке, наполнил берестяной колчан стрелами и поехал.
По широкой долине, над которой сорока не могла пролететь, богатырь промчался. Через высокий хребет, через который орел не мог перелететь, он переехал. Деревья ему ветками махали, птицы весёлые песни пели: все успеха желали.
Белка бросила богатырю кедровую шишку.
— Пощелкай, — сказала она. — Орехи прибавляют силы.
Медведь показал ему лучшую звериную тропу:
— Тут хорошо проедешь, Кара-Кулу сонного застанешь.
Всё дальше и дальше богатырь ехал, по сторонам зорко посматривал.
Вдруг остановился конь, чуть слышно прошептал:
— Вперёд смотри!
Глянул Ару-Мёндюр: впереди Кара-Кула спит. Голова у чудовища как большая сопка, туловище — всю долину заполнило, из кольца в кольцо свилось, ресницы — на таёжный лес походят.
Храпит Кара-Кула страшнее грома небесного, ужаснее каменного обвала. От его храпа земля вздрагивает, из берегов рек вода выплёскивается. Конь богатырю шепнул:
— Стрела бессильна поразить чудовище. Бери камень, бей между глаз.
Спешился Ару-Мёндюр, от горного хребта отломил большую скалу и поднял над головой.
— Эй, эй! — громко крикнул.
Кара-Кула, просыпаясь, сладко зевнул.
Богатырь Ару-Мёндюр увидел: из одной челюсти чудовища торчат кости семидесяти богатырей, из другой челюсти — кости семидесяти богатырских коней.
— Кто осмелился разбудить меня? — проворчал Кара-Кула, один глаз приоткрыл.
Глаз у него огромный, на бездонное озеро похожий, чёрный, как дёготь.
— Эй, эй! — крикнул богатырь громче прежнего.
Кара-Кула открыл второй глаз.
Не успел он разглядеть противника — скала обрушилась и глубоко вонзилась в переносье.
У чудовища глаза лопнули, чёрными реками вытекли. Сердце на куски развалилось. Кара-Куле пришёл конец.