- Эх, жаль, нет ни фотоаппаратуры, ни даже спектроскопа, - прошептал он со смесью досады и восхищения.
Это было его открытие, но он не мог поделиться им с научным миром. Он не мог сделать фотографии, не мог даже определить класс звезды. Но все же это было Его Открытие, и оно останется таковым, пока он не прочтет о звезде в "Астрономическом вестнике", который регулярно выписывал и прочитывал, где будут и фотографии и - наверняка - многочисленные гипотезы о происхождении этой звезды.
У него не было даже гипотез. Он был не ученым, а всего лишь наблюдателем-любителем. Он лишь знал, что звезда появилась прошлой ночью, самая большая из всех звезд северного полушария, что она висит на одном месте градусах в сорока над горизонтом и трижды за ночь меняла свой цвет. Аналогов этой звезды не знал ученый мир. Она была сравнима разве что с явлением, которое китайцы наблюдали тысячу лет назад, но то был взрыв целой галактики, известной теперь под названием Крабовидная туманность.
Он с трудом оторвался от окуляра и раскрыл лежащую на столике справа от телескопа вместе с лампой и несколькими ручками толчтую тетрадь, озаглавленную "Дневник наблюдений". Четким, аккуратным почерком проставил сегодняшнюю дату. Он неплохо выспался днем. Впереди была уйма времени, хоть вся ночь, которая пройдет в наблюдениях за уникальным явлением. Его Настоящее Открытие...
Он снова припал к окуляру и дрожащей рукой повернул верньер настройки телескопа, помещая звезду в центр поля.
4
Редакция "Делового" располагалась в здании главпочтамта и чтобы пройти туда, требовался пропуск. Пропуска Ганшин, разумеется, не имел, поскольку не являлся сотрудником газеты, а всего лишь публиковал в ней свои переводы. Вот и ждал он у стеклянной катающейся на роликах двери под колкими взглядами вахтерши в форме с зелеными петлицами.
Зиночка, как обычно, опоздала на десять минут. Ганшин уже привык к этому и даже не сердился на нее. На нее вообще было невозможно сердиться.
Сквозь стекло двери Ганшин глядел, как Зиночка спускается со второго этажа. Как обычно, в немыслимо короткой миниюбке, почти целиком открывавшей полноватые, но стройные и красивые ноги. Она улыбалась. Она всегда улыбалась. Ганшин никогда еще не видел ее задумчивой или печальной.
Когда она проходила последние ступеньки, Ганшин откатил дверь и шагнул к ней навстречу под прицелом глаз вахтерши.
- Здравствуйте, Зина.
- Здравствуйте, Алексей. Наконец-то, пропажа. Погодите минуточку...
Она прошла к столу вахтерши и стала что-то негромко ей говорить. Ганшин подошел поближе.
- Алексей, у вас паспорт с собой? - обернулась Зиночка.
- Н-нет... Вы же не предупредили, - пробормотал Ганшин.
Это было уже не как обычно. Обычно в редакцию Ганшин не допускался. Обычно они с Зиночкой усаживались сбоку от лестницы, где стоял ряд стульев, и там обсуждали дела. Там Ганшин получал гонорар, расписывался в ведомости и отдавал очередную работу.
Зиночка долго втолковывала вахтерше, а та отмахивалась короткими фразами. Потом позвонила куда-то. Потом хмуро кивнула.
- Распишитесь, Алексей, - ткнула длинным ноготком Зиночка в бухгалтерскую книгу.
Ганшин поставил роспись, и они с Зиночкой пошли по лестнице. Вахтерша злобно сверлила взглядом затылок Ганшина.
- Иван хочет с вами поговорить, - говорила на ходу Зиночка. - У нас тут происходят всякие перемены... Ну, он сам скажет.
"Деловой" занимал две комнаты, и в первой, просторной, стояли вдоль стенок шесть штук американских компьютеров давняя и вряд ли исполнимая мечта Ганшина, - за которыми сидели очень занятые девушки. И еще двое парней в углу у стола с кипами газет ожесточенно спорили, размахивая руками. Проходя по ней, Ганшин из вежливости поздоровался в пространство. Он почти никогда не бывал здесь и поэтому никого не знал, кроме Зиночки и редактора Ивана.
Во второй комнате стоял стол, за которым сидел редактор Иван Крутых. Когда они вошли, Иван разговаривал по телефону и махнул им рукой, чтобы присаживались.
Они сели возле стола - Ганшин напротив Зиночки. К сожалению Ганшина, Зиночка не закинула ногу на ногу, а даже скромно сжала коленки. Но все равно было на что посмотреть, и Ганшин смотрел, невольно слушая реплики Ивана. Иван оправдывался. Иван что-то пытался доказать, но робко, как-то боязливо.
- Тираж пойдет вниз, - с заискивающей убедительностью говорил он. - Народ хочет литературу... Фантастику там, детективы...
- Конечно, разумеется, понятно, но кого...
- Да, естественно, к классике людей надо приучать... Тем более, к русской... Ну, разумеется...
- Я все понял.
Иван положил трубку и шумно выдохнул.
- Кр-ретин, - с чувством произнес он, возведя глаза к потолку. - Хочет и рыбку съесть и... - Он вздохнул и махнул рукой. - Вот такие дела, Алексей. Похоже, наша литературная рубрика приказала долго жить...
- А что случилось? - спросил Ганшин, глядя в его насупленное лицо.
Иван достал сигарету из мятой пачки на столе, закурил. Потом, спохватившись, подвинул пачку Ганшину.
- Курите.
- Спасибо, я папиросы. От сигарет с фильтром у меня кашель. - Ганшин полез в карман пиджака и вытащил пачку "Беломора".
Зиночка взяла редакторскую сигарету. Ганшин учтиво дал ей прикурить от своей разовой зажигалки. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и сердце Ганшина екнуло. Впрочем, тут же успокоилось.
Они молча курили, по очереди стряхивая пепел в переполненную стеклянную пепельницу. Зиночка была напряженная и какая-то неестественно серьезная. Иван отпыхивался и отдувался, очевидно, прикидывал, как бы половчее начать разговор. Впрочем, о сути Ганшин уже догадался - "Деловой" больше не будет печатать переводных рассказов.
- Зажимают нас здорово, - начал как бы с середины Иван. - Мы же не свободная пресса, у нас учредителем - биржа. Вот они и командуют. На прошлой неделе бывшие десантники в очередной раз разгромили колхозный рынок - нам об этом писать запретили. Позавчера казаки устроили погром магазина "Янкель и Компани" - опять же нельзя. Это же все политика, а у нас научно-деловая газета. Хотя наш корреспондент Мишка случайно при этом присутствовал.
- Вот как, а я и не слышал, - поинтересовался Ганшин.
Последние два дня он безвылазно сидел дома, отрезанный от всех событий.
- Да. Пришли казаки - человек двадцать. Переколотили витрины, испортили товар. Двух продавщиц-девчонок побили нагайками, правда, не сильно. Попытались было изнасиловать - с одной даже сорвали халат, но командир прекратил. Вот так, среди бела дня. Владелец успел сбежать. Впрочем, сам виноват. Выпендриваются ребята, кто забегаловку "Техасом" называет, кто киоск обшарпанный - "Сорбонной", а этот догадался... - Рассказывая, Иван все больше распалялся, даже про сигарету забыл. - Толпа, естественно, стояла поодаль и глазела. Мишка говорит, некоторые покрикивали - бей жидов. А нам писать про это - нельзя. Теперь вот до литературной страницы докопались - почему один запад гоним. Ты уж извини, Алексей, но переводы мне печатать запретили. - Иван это выпалил махом и выжидательно уставился на Ганшина - как отреагирует.
Ганшин пожал плечами. Как тут реагировать? Запретили, значит, все. Но Иван смотрел на него выжидательно. И Зиночка смотрела на него виновато. Надо было реагировать.
- Ну, что тут поделаешь, - с сожалеющими интонациями пробормотал Ганшин. - Я же понимаю, вы не виноваты. Ладно, ничего... Жаль, конечно, все-таки три года...
- Да, целых три года, - покивал Иван. - И читатель уже привык к еженедельному рассказу. А теперь вот надо приучать его к русской классике, - с неожиданной злостью выпалил он. - Это в газете-то! Вот честное слово - возьму собрание Лескова и буду шуровать все рассказы подряд... с первого тома. Пусть подавятся!
Ганшин понимал, что говорит это Иван, чтобы оправдаться перед ним, что неудобно Ивану так вот внезапно взять и отказать, что не будет он шуровать одного Лескова, а начнет Зиночка выискивать малоизвестное, непечатанное и более-менее развлекательное. Но он еще раз сочувственно покивал, дескать, ничего не поделаешь.