Тогда под следствием оказались около 15 тыс. работников столичной торговли, но после смерти Андропова все облегченно вздохнули. И сейчас настал их звездный час! Открывая бутылку водки, чувствуешь себя сапером и не знаешь — пронесет или нет. Нет никакой управы. Да и какая может быть управа, когда номенклатура творит в государстве всё что захочет!
— Не везет нам с руководителями, — задумчиво произнес Грачев, отвечая самому себе на собственные мысли. — Возможно, Юрий Владимирович реформировал бы как—то страну, но... Всего лишь год и три месяца было у него... Говорят, когда умер, на его рабочем столе среди бумаг нашли листок со стихами. Писал стихи...
Надя, не поняла столь резкий переход и взглянула на него с удивлением. После минутного раздумья, вспомнив что—то, рассказала:
— Когда при Андропове начали наводить порядок, то одну мою знакомую днём остановили на улице. Показали какое—то удостоверение и начали расспрашивать, что делает на улице в рабочее время. А та как раз возвращалась с работы после ночной смены. Утром задержалась на работе, чтобы получить в кассе зарплату, а потом зашла в магазин скупиться. Её посадили в машину, будто бы отвезти в милицию для проверки, а на самом деле завезли в лес, сняли шубу, кольцо, золотые сережки, забрали все деньги и хорошо хоть не убили. Зима, снег, мороз градусов пятнадцать, а она без шубы в одном платье прошагала километра три, пока её не подобрала проезжающая машина. Получила двухстороннее воспаление легких с астматическим компонентом. Вот так наводился порядок при Андропове.
— Все же думаю, что порядок наводить следовало. А грабили под разными предлогами и до, и после. Вы знаете, Надя, Андропов был, пожалуй, единственный из верхушки, кто жил на одну зарплату. Все подарки пунктуально сдавал государству. Категорически отказывался от присвоения ему воинских званий. А когда, по прямому указанию Брежнева, ему присвоили генерала армии, то всю генеральскую долю зарплаты перечислял в один из детских домов. Причем сохраняя это в тайне от коллег по Политбюро. Это я точно знаю, потому что мой приятель служил в его личной охране.
— А реформы Горбачева? — с горячностью сказала Надя. — Дали бы ему продолжить, то, возможно, было бы лучше, чем сейчас. Вот мы голосовали за демократию, за Ельцина, а посмотрите, что творится. Такой коррупции ещё не бывало!
И, приблизив лицо к Грачеву, тихо добавила:
— Мне пришлось дать взятку даже в собственном заводском профкоме, чтобы выделили курсовку в Ессентуки. Когда такое было?
— Горбачев, говорите? — криво усмехнулся Грачев. — При нём секретариат ЦК КПСС выпустил секретный циркуляр, которым разрешалось номенклатуре делать покупки до десяти тысяч долларов без объяснения источника валюты! Зарплату они получали в рублях, а тратили доллары. Разве не он открыл этим шлюз безудержной коррупции? Произошла великая криминальная революция, и мы как щепки в её бурном потоке.
Они замолчали, думая каждый о своём. Михаил вспоминал Фергану. Во время погромов турок—месхетинцев узбекские националисты убили более ста человек и несколько сот ранили. Убивали с особыми зверствами — сжигали заживо, распинали, поднимали детей на вилы, насиловали даже малолетних. Несколько десятков тысяч турок, которым удалось спастись от погромщиков, спрятались на территории учебно—тренировочного полигона. Их охраняла воздушно—десантная дивизия, расквартированная под Ферганой. Но вмешиваться в события самим десантникам не разрешали.
Порядок наводили части внутренних войск, прибывшие из разных регионов страны, однако понадобилось около двух недель, чтобы потушить пожар насилия, быстро распространявшийся по всей Ферганской долине. В том же 1989 году его часть снова тушила конфликт, но уже по поводу распределения пастбищ в Ганчинском районе Таджикистана.
Потом был Нагорный Карабах, где батальоны внутренних войск с разных уголков Союза сменяли друг друга. Всё большую роль в Карабахе начинали играть армянские боевики, получавшие неизвестно откуда оружие. Гибли военнослужащие и мирные жители, раскручивалась спираль насилия, а центральная власть демонстрировала беспомощность и собственную неспособность управлять страной. Как воздух необходимы были указы о введении чрезвычайного положения. Они бы создали правовую основу для задержания и ареста боевиков, но издавались указы с большой задержкой.
— Неужели в Кремле не понимают, что межнациональная рознь угрожает единству страны? Или понимают и способствуют этому? — возмущались офицеры батальона.
Но дисциплина есть дисциплина и они, скрепя зубами, смотрели на постоянно наглеющих армянских боевиков, не имея возможности вмешаться.
Надя осторожно коснулась руки глубоко задумавшегося Михаила.
— Отведайте пирожков, — сказала она, выкладывая их на бумагу, расстеленную на столе. — Вот эти с картошкой, а эти с творогом. Раньше в дорогу мы брали жареную курицу, рыбные консервы в банках, а сейчас всё это очень дорого.
Она несколько виновато улыбнулась и пододвинула Михаилу пирожки.
— Сначала мы покушаем, а потом я буду детей кормить. А то они испортят нам аппетит.
Кирилл, Маша и ещё какой—то малыш визжа и смеясь, бегали по коридору вагона и Надя, выглянув из купе, прикрикнула на них.
— Может, кто—то спит, а они с ума сходят, — объяснила она, поправляю непослушную прядь волос, ниспадающую ей на лоб, и он только сейчас заметил, что у неё большие добрые глаза.
— Я пойду к проводнику закажу чай, — улыбнулся ей Михаил. — А за пирожки спасибо. Наверное, очень вкусные. Я давно уже не ел домашние. Всё покупные.
— А вы попробуйте, тогда и оцените, — сказала Надя. — Будете заказывать, попросите принести сахар тоже, а то я забыла дома.
Михаил прошел в купе проводников, в котором полная пожилая проводница перебирала бельё.
— Я из пятого купе. Там, как я понимаю, одно место пустует?
— Думаю, недолго будет пустовать. Скоро большая станция, там подсядут.
— А купить это место можно?
— Не поняла. Зачем вам ещё одно место?
— Люблю ездить на двух местах одновременно.
Проводница пожала плечами.
— Пройдите в девятый вагон к начальнику поезда. Может он разрешит.
— Вы назовите мне цену, и я заплачу. А с ним уже сами уладите этот вопрос.
Проводница заинтересовано посмотрела на него и отложила бельё в сторону. Стоимость билета, которую она назвала, ненамного отличалась от той, которую запросил спекулянт на вокзале в Екатеринбурге.
"Не централизовано ли у них спускается такса?", — подавил улыбку Михаил и сделал вид, что колеблется. Проводница должна понять, что у него не филиал Госбанка, иначе шепнёт, кому следует и его в дороге обчистят, как пить дать.
— Ну, если для вас это дорого, то могу немного уступить, — забеспокоилась та, боясь потерять клиента. Она снизила сумму совсем немного, но Грачев удовлетворившись этим, отсчитал запрошенную сумму.
— И, пожалуйста, принесите в купе два стакана чая, сахар и, если есть, печенье.
— Есть хороший растворимый кофе, — доверительно сообщила проводница, обрадованная выгодной сделкой. — И воду могу не из титана, а дистиллированную.
Грачев одобрительно кивнул и немного добавил ей за понятливость. Деревянных рублей было не жалко — всё что сэкономишь, съест инфляция.
Поезд подъезжал к станции Ессентуки и Надя, собрав вещи и одев детей, беспокойно выглядывала в окно.
— Мне сказали, что на вокзале стоят старушки и предлагают квартиры, — повернулась она к Михаилу. — Идти с вещами искать квартиру не могу, придётся договариваться на вокзале.
Кинув взгляд на детей и, перегнувшись через разделявший их столик, она тихо прошептала, чтобы не слышали дети:
— Меня предупредили, что на вокзале надо быть предельно осторожной. Бывает, что приезжие исчезают, а потом обнаруживаются в Чечне. Предлагают квартиры, пойдешь смотреть, а там засада. Правда, это говорили о Кисловодске. Мол, чеченцы спускаются с гор и похищают людей. Потом требуют большой выкуп.