— Я — Житов, технорук местного автопункта… Вот мое заявление.
Поздняков взял протянутый ему лист, прибавил в лампе огонь, но, пробежав первые строчки, положил бумагу на стол. Теперь, в свете лампы, Житов мог отчетливей разглядеть обращенное к нему лицо нового начальника. Правильное, с прямым тонким носом, волевым, жестко очерченным ртом и подмятым подбородком, оно казалось скульптурным. И только глаза, словно ваятель решил не ограничить себя обычным материалом, были живыми: большие, длинные, черные, как уголья.
— Так о чем вы хотели просить?
— Я же пишу: о переводе. Я прошу поставить меня на мое место, товарищ Поздняков. А мое место — в мастерских. Я без году неделю инженер, я разбираюсь в машинах хуже водителей… Да нас этому и не учили… Мы учили то, что здесь совершенно не нужно. Подписывать наряды и требования может любой механик, шофер, если у них за спиной семь классов… и столько же честности. А там, в мастерских, я смогу быть гораздо полезнее. Поставьте меня конструктором, технологом…
— Сколько вам лет, товарищ Житов?
Житов опешил.
— Разве это имеет значение? Двадцать три…
— Вы выглядите моложе. — В уголках губ Позднякова дрогнула чуть заметная усмешка. — Хорошо, я покажу ваше заявление главному инженеру.
— Зачем?.. — вырвалось у Житова. — То есть, конечно, я — его кадры. Но я уже писал Гордееву, писал Перфильеву… Вы не должны обходить молодых специалистов…
— А разве я обхожу? Не могу же я решать без главного инженера. Да и встретились-то мы с вами… вот только. И не вводите меня во грех. — Поздняков кивком головы указал Житову на его руки.
Житов сконфузился, выпустил из рук скатерть.
Поздняков прошелся вдоль комнаты и, в знак того, что разговор можно считать исчерпанным, пригасил лампу.
— Утро вечера мудренее, товарищ Житов.
— Спокойной ночи, товарищ Поздняков.
— До свиданья. Кстати, вы один здесь такой… молодой специалист?
— Один.
— Тогда спокойной ночи, товарищ Житов, — уже совсем дружески улыбнулся Поздняков.
Житов вернулся к себе. Дрова уже прогорели, но в комнате держалось тепло. И на душе стало теплей от полученной на этот раз робкой надежды. Житов закрыл трубу и вдруг вспомнил о Лене. Ведь сегодня он обещал Нюсе прийти на Лену. Почему бы в самом деле не сходить? Три месяца торчит в Качуге, каждую ночь слышит хохот и визг девчат — и ни разу не побывал на этой знаменитой круговушке! Да и зачем же так вдруг расстаться с Нюсей? Да еще обмануть ее. Кто знает, не век же и она будет сидеть в Качуге, поедет учиться в Иркутск… Но не поздно ли? Нет, на Лене играет баян. Значит, скоро пройдут девчата…
В дверь постучали. Комендантша.
— А чайничек-то забыли, Евгений Палыч?
— Какой чайник?
— Вот здорово живешь! Да мой же! И свой оставили, и мой позабыли…
— Да, да, спасибо! — вспомнил наконец Житов. — Простите, пожалуйста!
Он тихо и долго еще смеялся нелепому чайнику, не зная куда его поставить. Затем завел будильник, снял с гвоздя новую, купленную в Москве накануне отъезда шубу и стал одеваться. Где-то за окном, совсем близко, разорвал ночь сильный девичий голос:
Откликнулся с Лены обрадованный баян, завторил несложному мотиву частушки. А голос выждал, вобрал в себя весь задор, все девичье ретивое — и выпалил:
Низкий, грудной голос. Не Нюсин ли? Житов представил себе сероглазую качугскую красавицу и хохотушу. Вспомнил первую с ней встречу в инструментальной раздаточной. Смотрит на него, а глаза так и брызжут смехом. Чего ей так было весело, что смешного нашла в нем, впервые зашедшем к ней человеке? Может, с обиды, со зла Житов не ответил на ее «здрасте», не взглянул на поданную ему сводку. Да и лицо раздатчицы показалось ему вульгарным, грубым: щекастое, слишком выпуклый лоб, пухлые губы. Потом это Житову не казалось. Пышущее здоровьем лицо девушки вовсе не было грубым. И щеки в меру полны — другие куда щекастее, и серые большие глаза прекрасны в густых темных ресницах, и губы — мягкие, полные, как у людей добрых и чутких… Целовал ли кто эти губы? Но почему: Нюська? Почему все зовут ее только: Нюська! Других — Аня, Аннушка… А ведь, пожалуй, действительно: Нюська. Живая, а где напористая, пробивная… Вон ведь как на Сидорова насела, чтобы плотника послал полки сделать! Нюська и есть…