Или вусмерть окоченел под осенним пронизывающим ветром.
— Тутачки, — заявил мальчишка, как харкнул под ноги. — Сюды тебе, господин хороший. Плати давай.
Описание сходилось. Трехэтажный, отдельно стоящий дом серого камня с узкими окнами-бойницами. Суровый как маленький неприступный форт. Над входом болталась жестяная фигура, повешенный за одну ногу мертвец с мешком на голове. То ли человек, то ли кунари с обрубленными рогами. Точно не гном, ноги и туловище длинноваты. В тароке ривейнских гадалок карта Повешенного толковалась как внезапные и непредвиденные перемены, коих невозможно избежать. Куда бы ты не шел, какой бы путь не избрал — все равно однажды пройдешь под виселицей. Дай боги, чтобы на ней раскачивался не твой труп.
Он толкнул обитую ржавым железом дверь. Раздумывая, не совершает ли тем самым роковой шаг навстречу судьбе. Дать деру, пока не поздно? Хватит с него разбитых надежд и поверженных идеалов. Можно ему маленький перерыв, ну пожалуйста?
Внутри таверны «Висельник» оказалось на удивление тихо, чисто и отчасти благопристойно. Гость замешкался на пороге, озираясь. Общий зал с высоким потолком, два пыхтящих жаром камина. Столы о восьми углах для больших шумных компаний, и столики поменьше, стратегически укрытые опорными колоннами. Узкая лестничка в десяток ступенек, ведущая к нумерам. Картины, храни нас Пророчица. Батальная сцена убийства Архидемона не самой дурной работы и поясной портрет могучего рыжебородого дверга в доспехах Серых Стражей. Размашисто намалеванный на стене черной и алой краской герб города.
Гость выбрал маленький стол, откуда хорошо просматривались барная стойка и входная дверь. Сгрузил сумки и мешки, с облегчением пристроив задницу на табурете. Пол больше не норовил выскользнуть из-под ног. Вперевалочку подошла официантка — миловидная, пухленькая блондинка. На вопрос клиента «Опохмельного сыщется?» понимающе кивнула и предложила местного сидра.
— Эдвина, золотце, а подай-ка ему завтрак за мой счет! — крикнули от стойки приятным женским контральто.
Киркволл отчасти перестал казаться мерзкой провинциальной деревушкой, тщетно пытающейся щегольнуть былым великолепием.
Она была как солнечный луч, жарко вспыхнувший на острие дуэльного клинка. Яркая, грубоватая, неподдельно естественная в своей простецкой вульгарности. Ни одна из высокорожденных дамочек, утонченных и изысканных гадюк в дорогих шелках, в подметки не годилась этой уличной хищнице.
Тяжелые украшения на пышной груди и запястьях красотки блестели и радужно переливались. В точности как его сверкающие побрякушки, чья цель — привлекать внимание, дерзко бросать вызов и быть стратегическим запасом, который всегда под рукой. Вдруг понадобится оплатить чью-то рискованную услугу или срочно откупиться от чрезмерно пристального внимания городской стражи.
Увешанная золотом и смертоносной сталью незнакомка вела неравный бой с салатом-латуком. Аккуратной горкой сложенным в расписной глиняной тарелке. Подвижное лицо искажало мучительное смирение, когда она силилась запихнуть в себя зелень вперемешку с мелко накрошенными овощами.
Кротким взором любящей, но строгой матери за красоткой надзирала облокотившаяся на стойку эльфийка. Уже не юная дева летами, с уложенными в низкий пучок волосами и сложной, как паутинка, светло-сизой татуировкой на лице. Валласлин. Олицетворяет принадлежность к долийскому клану и приверженность в служении определенному божеству. Надо же, какие вольные нравы. Настоящая долийка служит барменшей в таверне, а не носится по лесам, убивая из засады проклятых шемлен.
Ладно, это Киркволл. У них тут свои порядки. Все это его не касается. Хотя дама хороша до неприличия. Сильная, фигуристая, затянутая в белое и бирюзовое. Вьющиеся каштановые волосы, перехваченные синей банданой, круглые серьги-монеты с оскаленными звериными пастями.
— Арианни, пощади. Ну не лезет больше, — взмолилась красотка. — Я щаз лопну. Правду тебе говорю, в сене кто-то трепыхался! Крошечный, волосатый, на редкость мерзкий. Вдруг гаденыш забурится мне в кишки и начнет откладывать там яйца?