У того, кто возник за его спиной, отравленная синева, как пот, сочилась сквозь поры кожи. Коварная монна Исабел работает на храмовников и отвлекла его болтовней? Или все хуже, все намного хуже — его предали раньше, чем он отправился в дорогу? Один из гостей на памятном ужине ненадолго отлучился, черканул записочку, погнал слугу на воронятню... Его поджидали на другом краю земли, чтобы беспомощным пленником уволочь обратно?
Он не дастся. Сосредоточиться, собраться. Но как, если мир перед глазами плывет и разум захлебывается манящей песней лириума в чужой крови?
Кто-то сгреб его за отросшие за время мореплавания волосы, рывком запрокинув голову назад. Холод щекочет горло, синяя глубина, алая кровь, приди в себя, Дориан!..
— Не шелохнись. Руки на стол и замри. Иза, если он хоть пальцем шевельнет, бей.
— Да, милый.
— Где другие? Где прячутся твои поганые дружки? Или среди них ты — самый жадный идиот? Решил заграбастать всю награду себе? Где они, говори!..
Удивительно, ни в одном трактате он не встречал упоминаний о том, чтобы у лириума прорезался голос. Низкий, злой, хрипловатый шепот над самым ухом. Исследователи магии на все лады тщатся описать Песнь лириума, но в ней нет слов. Дурманящая, завораживающая мелодия крови земных недр, тысячи бестелесных шепотков. Сулящая обладателям магического Дара все блага и соблазны мира.
— Говори! — его грубо, сокрушительно встряхнули, аж зубы лязгнули. — Ты притащился с Адрианой или сам по себе? Сука мертва, чтоб ты знал. Отправишься прямиком за ней, если не заговоришь. Где остальные?
Лезвие прильнуло, огладило кожу под кадыком, рассылая по телу огненно пульсирующие волны. Если ему пустят кровь, все точно рухнет в Бездну. Он должен, должен заставить свой болтливый рот в очередной раз вытащить его из беды.
— Н-нет... нет у меня н-никаких дружков.
— Лжешь, я чую. Сколько вас? Они в схроне за городом или затаились в Киркволле? Отвечай!
— Не понимаю, о чем ты, — фразу удалось выговорить почти без запинок.
Оживший лириум гневно зарычал, надавливая на прижатый к горлу клинок.
— Соль, — отчеканила Ривейни. — Акцент. Запах. Кольца. Паренек шатался, когда вошел.
— И что с того?
— Милый, глянь на меня, вот она, Иза, я здесь. Всего пара слов, прежде чем ты уляпаешь зал кровью, а девушкам и Корфу придется возиться с уборкой. Сам знаешь, как трудно отскребать кровь от камня. Выслушаешь меня?
Вынужденный таращиться в закопченные потолочные балки и на кованое из черного железа колесо люстры, Дориан не видел морячку. Но обеими руками и всей душой был за то, чтобы говорливой леди дали выступить в его защиту. Лишь бы она не схватилась за кинжалы. С ловкой дамочки станется без колебаний пришпилить его кисти к столешнице. Его драгоценные руки магика.
— Ну?
— У гостя шикарные сапоги, но все в толстом налете морской соли. Такой проступает, если три-четыре седмицы безвылазно торчишь на корабле, — спокойно изложила свои доводы монна Исабел. — Он него несло черным ромом, да так крепко, я едва не прослезилась. Его качало. Не от неумеренных возлияний, отнюдь. Сухопутная крыска вернулась на берег и не может привыкнуть к отсутствию качки. Обычный исход муторного перехода. Особенно по осени, когда сезон штормов. Глянь на его руки. Нет мозолей, зато глубокие следы от колец. Три перстня — клянусь жопой Маферата, камушки-то настоящие и цены немалой! — а вмятин восемь. Вдрызг проигрался? В каждом порту отдавал по колечку в грабительский заклад, лишь бы иметь возможность продолжать путь? Поверь моему опыту, милый, минувший месяц, а то и два парень болтался в Недремлющем море. Убегая от собственных тягот, грызущих за пятки. Вряд ли он имеет отношение к псам Адрианы. Мы вырезали их под корень. Всех и каждого. Никто не улизнул.
— Он тевинтерец, Иза!
— Возможно, — согласилась Изабелла. — Таблички с родословной к нему не приколочено. Когда б не годы веселых пьянок в кантинах Антивы, я охотно купилась бы на его сладкий голосок. Милейший акцент, просто очаровательный, прям медом по сердцу. У моего дружка из стаи Воронов был почти такой же. Кстати, прежде чем ты столь грубо прервал нашу беседу, гость просил о встрече с Варриком.