— Нет. Заходи, поговорим.
Фенрис скользнул внутрь. Без доспеха, одетый в явно несвежую рубашку и неизменные облегающие шоссы. Взъерошенный, напряженный, выглядевший уставшим и изрядно вымотанным. Привалился лопатками к опорной колонне, делившей вход в спальню на две маленькие арки, обхватил себя за острые локти, привычно отгораживаясь от мира. Притягательный настолько, что захватывало дух и судорожно колотилось сердце.
Варрик не смог преодолеть искушение заключить очередное пари с жизнью. Побившись сам с собой об заклад, о чем первым заговорит вернувшийся под кров «Висельника» эльф. Самый жуткий из вариантов, «Между нами все кончено» вроде можно исключить. Тогда Фенрис не стал бы снимать доспех и с порога заявил бы о своих намерениях. Есть еще не менее тягостный и безнадежный: «Я полностью разочарован в себе. Щаз быстренько нажрусь в хлам и устрою безобразную сцену». А может, все-таки сыграет исполненная робких надежд ставка «Все оказалось не таким уж страшным, и я кое-чего добился»?
— За месяц не вышло ни одной новой главы «Трудной жизни», — упрекнул эльф.
— Без тебя работа толком не шла, — ничуть не покривив душой, сознался Варрик. Мысленные ставки вспыхнули призрачным огнем и рассыпались в прах. Оно и к лучшему. — Что удалось написать, типичное не то и совестно отдавать в печать. Не могу так разочаровывать армию моих поклонников.
— Прежде ты отлично справлялся в одиночку.
— Да. Наверное, и сейчас бы тоже справился. Но с твоей помощью текст обретает новые оттенки. Он оживает, звенит и обращается к читателям на понятном им языке. Ты видишь в нем то, чего не замечаю я.
— Бессовестная лесть на грани откровенного подхалимажа.
— Чистой воды правда-истина, клянусь Андрасте.
Они смотрели друг на друга через невеликое пространство спальни. Потрескивало масло в настенном светильнике, колыхались тени.
— Ты нарочно это сделал, — наконец медленно заговорил Фенрис. — Там, в особняке. От первого слова до последнего. Заранее продумал и рассчитал. Сидел в саду и ждал, как скоро я догадаюсь и как поступлю. Я напился и к утру сообразил. Выполз, собираясь прикончить тебя. Но ты уже ушел, а меня тошнило и жутко хотелось спать. Когда проспался, вспомнил, ты сам сказал — можно не исполнять твою просьбу. Это ничего не изменит. Разве что в твоих глазах я стану тем, с кем можно всласть болтать о книгах или недурно провести ночь, но впредь не стоит обращаться за помощью. Хотя какая разница, что обо мне думает один подловатый расчетливый гном?
— Эй, полегче, — возмутился Варрик.
— Подловатый и расчетливый, — с кривой ухмылкой повторил эльф, смакуя каждое слово. — Знаешь, я ведь снова спустился в подвал. Было сыро, холодно и в голове навязчиво стучало — я ведь ничего не теряю. У меня ничего нет и я вот-вот потеряю все. Я разбил уцелевшие бутылки — рыдайте, «Агреджио» больше не будет — и пошел в Цитадель, к Авелин. Спросил, предложение о тренировках стражников в силе или она подыскала другого наставника? Она обрадовалась и сказала, что да, в силе. Взамен я попросил, чтобы она позволила мне заглянуть в архивы наместника.
— Стражники приходили в «Висельник» жаловаться на твои зверские методы обучения, — кивнул гном. — Себастьян рассказал, что познакомил тебя с законником и ходил с тобой на переговоры в Общество. Хоук обвиняет тебя в том, что ты несколько месяцев злокозненно морочил ему голову, а теперь соблазняешь его доверчивую матушку. Очень насыщенный месяц. Надеюсь, ты вошел во вкус и не остановишься на достигнутом.
— Несколько людей и гномов вскоре явятся с расписками на твое имя и потребуют возвращения долга, — язвительно добавил Фенрис. — Я нанимал их, чтобы проверить кое-какие сведения. Заплати им.
— И во сколько мне это обойдется?
— Около двадцати гульдеров.
— Что?! Да ты не охренел ли разбрасываться чужими деньгами?
— Sero discursare est. [Фактически Фенрис говорит «Поздняк метаться»]
— Отвечать на непонятном языке, между прочим, запрещенный прием, — скорбно пожаловался Варрик. — Кстати, просто чтобы ты знал — когда ты в расстройстве чувств переходишь на тевен, по меньшей мере трое... или даже четверо участников нашей бравой шайки чувствуют себя очень несчастными. Им крайне неудобно сражаться в мокрых и липких штанах.
— Это не истинный тевен, это вульгата. Искаженное и сильно упрощенное наречие казарм и рынков. Очень подходит, чтобы высказать острую печаль по просаженному в кости месячному жалованию.