Полаялись они тогда знатно. С битьем кружек, цитированием избранных периодов из брата Дженетиви и Людвига Ансбургского, и взаимными обвинениями в предвзятости, ограниченности и зашоренности. В кои веки обозленный и оскорбленный Варрик орал, что невежде, прежде чем браться судить чужое творчество, стоит усвоить, что литература — область символического, а не бренной правды жизни. Еще неплохо было бы изучить, что за звери такие метонимия, инверсия и афоризм. Фенрис отругивался, напирая на жалкие попытки автора прикрыть кружевом умных словес заурядность персонажей и конфликт, вялый, как член покойного Архидемона — хотя речь в книге шла не меньше, чем о спасении целого мира. Довольная Изабелла хохотала так, что поперхнулась очередным глотком виски. Андерс неожиданно для всех принял сторону эльфа. Хоук прятал багровую физиономию в ладонях и скорбно повторял: он впервые видит этих крикливых недоумков и вообще не с ними. Мерриль переводила растерянный взгляд с одного спорщика на другого, и в конце концов взмахом руки наворожила между ними ледяную стену. Фенрис выскочил из-за стола и ушел, грохнув на прощание дверью.
Через две или три седмицы, шныряя по руинам заброшенной тевинтерской крепости и отбиваясь от лезущих со всех сторон тал-васготов, они внезапно зацепились языками за перечень тропов в «Банде Шибача». Варрик самокритично признавал написанную одной из первых «Банду» вещью сырой и неудачной, однако Фенрису пришлось по душе неожиданное авторское решение финала.
— Там никто не вызывает сочувствия. Читатель по привычке пытается найти среди персонажей кого-нибудь, с кем можно отож... — шелестящий взмах меча и веер брызг темной крови на серых камнях, — отождествить себя, и всякий раз остается разочарован. Признать себя похожим на героев этой книги — значит, расписаться в двуличии, подлости и готовности идти по головам. Кому охота в признаваться в душевных слабостях, даже перед самим собой?
После знакомства с циклом повестей «Дела Клоачные» Фенрис заявил, а Варрик нехотя согласился, что эпохальный жанр — не его стезя. Запутанные романы о преступлениях и дознаниях удавались гному гораздо лучше. Кровавые интриги Торговой гильдии и раздоры в рядах Общества были ему куда родней, понятней и ближе истории об избавлении мира от Мора. Мор бушевал где-то на землях далекого Ферелдена, за волнами Недремлющего моря. Город Цепей жил своей жизнью — суетной и хлопотливой, смахивающей на драку крыс у помойного ведра.
— У меня возникла пара занимательных идей, — компаньоны сидели на ступеньках пристани, ожидая ушедших на переговоры с комендантом порта Хоука и Изабеллу. — Если ты позарез не занят нынче вечером, загляни в «Висельник». Посидим, обсудим, прикинем хвост к носу. Только ты, я, будущие любимцы публики и бутылочка «Винного шрама».
— Я подумаю.
Лишь какое-то время спустя Варрик осознал, что нежданно-негаданно заполучил от судьбы неожиданный и щедрый подарок — читателя, соавтора и критика в одном лице. Разношерстная банда Хоука, их друзья и знакомцы — в Киркволле все в той или иной степени интересовались книгами мастера Тетраса. Выспрашивали, скоро ли выйдет продолжение, клянчили автографы и бесплатные выпуски. Рьяно обсуждали перипетии сюжета, сочувствовали героям или злорадствовали над промахами. Предлагали то или иное решение проблем, возмущались или радовались, узнавая в персонажах собственные знакомые черты.
Фенриса завораживал сам процесс творчества. Паутина нитей повествования, рассыпанные загадки и подсказки, взаимоотношения героев, неожиданные повороты и открытия — эльф следил за складывающимися в единое полотно мелочами едва не не пристальнее автора. Согласившись с мыслью об условности книжной реальности и приняв правила игры ума и воображения, он не забывал и не упускал из виду ничего. Подобная дотошность удивляла Варрика и порой малость тревожила. Для Фенриса вымышленные герои были настоящими людьми — или фигурками на доске для игры в «королевы», перемещавшимися с клетки на клетку в согласии с замыслом.
И вот теперь эльф сидел — точнее, расслабленно полулежал в кресле варрикова нумера люкс — готовясь учинить разнос будущему роману. Наводящие ужас на врагов когтистые латные перчатки успешно заменили пресс-папье, придавив стопки с черновыми записями. Фенрис постепенно свыкся с мыслью о том, что больше нет необходимости денно и нощно таскать на себе доспехи, и Варрик прикупил для их хранения старый портновский манекен. Буресердниковые перья наплечников агрессивно топорщились в темном углу комнаты, составляя компанию коллекции редкого гномского оружия.