«Они не перезвонят», – думала я на обратном пути в Роуздейл, браня себя за напрасно потраченный день. Не нужно было отвечать на чертов звонок, злилась я, глядя на часы на приборной доске и понимая, что к моменту возвращения буду отсутствовать почти два часа. Я мысленно вознесла молитву любым богам, которые только есть на свете, за то, что они послали мне Элиз Вудли.
– Простите, что так задержалась, – извинилась я, едва войдя в дом.
– Ерунда, – отозвалась Элиз. – Я прекрасно провела время.
Я обратила внимание, что она переоделась в сухое.
– А где все? – спросила я, глянув в сторону дальней части дома.
Не оставила же она детей одних у бассейна?
– Ну, ваша сестра уехала вскоре после вас, мама спит, а отец отдыхает, – объяснила сиделка. – А дети сейчас в домашнем кинотеатре, смотрят мультфильмы. Надеюсь, вы не против. Они очень устали после бассейна, и я решила, что им не помешает передышка. Вы ведь не возражаете?
– Шутите? – Не верилось, что она еще и извиняется. – Вы же вообще сегодня не должны были работать.
Она пожала плечами.
– Конечно же, я оплачу ваш труд.
Элиз отмахнулась от моего предложения:
– Не беспокойтесь. Но я хочу попросить вас об одном одолжении.
– Просите о чем угодно.
– Идите за мной.
Она повела меня по лестнице в подвальный этаж.
– Привет, дети! – помахала я рукой отпрыскам, проходя мимо кинотеатра.
Сэм помахал в ответ, даже не обернувшись.
– Привет, мама! А мы мультики смотрим! – крикнула Дафни.
– Я переодела их в ту одежду, которую вы оставили, а мокрую сложила в пакет, – сказала Элиз, когда мы вошли в ту комнату, куда ей предстояло переехать.
– Вам здесь нравится? – спросила я, когда она подошла к тумбочке у изголовья большой кровати.
Дверь в небольшую отдельную ванную комнату была приоткрыта, и я увидела, что на полочке возле раковины уже выстроились туалетные принадлежности.
– Лучше и не бывает. А теперь просьба, если не возражаете. – Она подошла ко мне с книгой в руках: – Это роман вашего мужа. Мне очень повезло его найти – в магазине оставался последний экземпляр. Как думаете, мистер Бишоп будет не против подписать его для меня?
– Он только обрадуется, – честно призналась я.
– Точно? Не хотелось бы его беспокоить.
– Поверьте, никаких проблем не возникнет.
Сиделка протянула мне книгу.
– Как замечательно! Буду очень признательна.
– Пустяки.
Из переговорного устройства возле кровати раздался мамин кашель.
– Мне нужно заглянуть к ней, – сказала я.
– Давайте я с вами схожу, – тут же предложила Элиз.
«Пожалуйста, пусть она будет здесь счастлива! Пусть останется», – молилась я по пути домой, пока дети весело болтали на заднем сиденье.
«Будь осторожна в своих желаниях», – шептали в ответ боги.
Но я была слишком рада собственной удаче, чтобы к ним прислушаться.
Глава 8
Сейчас, задним умом, мне трудно вспомнить точный момент, когда все перевернулось.
Возможно, такого момента и не было.
Возможно, события развивались постепенно и незаметно: смещение акцента тут, изменение тона там. Вещи, которым не придаешь значения, когда они происходят. Вещи, которые если и замечаешь, то воспринимаешь как естественные и считаешь незначительной мелочью. Пока все вдруг не меняется.
Пока все не встает с ног на голову.
Первые месяцы работы Элиз у родителей стали настоящим благословением. Она оказалась именно такой, как я и надеялась, и даже больше: отличная кухарка, отличная домохозяйка, отличная компаньонка – терпеливая, добрая, заботливая. Для нее не существовало неисполнимых обязанностей. Элиз откликалась на любую просьбу. Когда она не была занята уборкой или готовкой, то могла часами сидеть с мамой, расчесывая ей волосы, ухаживая за ногтями, читая ей, следя за тем, чтобы мама питалась как следует, благодаря чему отец получал необходимую передышку.
– Скажи правду, – шепнула я папе за ужином недели через четыре после того, как Элиз принялась за работу. – Она просто дар Божий, и без нее ты бы не справился.
– У нее получается лучше, чем я ожидал, – признал он, но не стал вдаваться в подробности.
Приглашение на ужин к родителям меня удивило, и я подозревала, что здесь тоже не обошлось без Элиз. Отец впервые устроил семейный ужин с тех пор, как мама стала слишком больна, чтобы принимать в нем участие.