Вообще говоря, женщин обычно бывало больше, чем мужчин, но в этом году распределение выглядело более равномерным: семь женщин и пятеро мужчин в возрасте от восемнадцати до семидесяти, но в основном где-то между.
– Это моя жена Джоди, – говорил Харрисон, представляя меня каждому по очереди.
– Приятно с вами познакомиться, – сказала женщина средних лет по имени Сара.
– Рад знакомству, – произнес Томас, бородач чуть за тридцать с сильным британским акцентом.
– У вас красивый дом. – Кэндис.
– Спасибо, что пригласили. – Зак.
– Как вкусно пахнет! – Лестер.
И так далее.
Я разглядывала гостей, которые собрались в нашем узеньком дворе с бокалами вина или пива в руках и весело болтали. Все были одеты неформально и по части нарядов особенно не отличались друг от друга, поэтому в своей футболке «Роллинг Стоунз» я слегка выделялась, словно слишком усердно старалась быть «в теме», и все это понимали. «Интересно, на кого именно Харрисон хотел произвести впечатление?» – рассеянно подумала я.
Едва я успела задать себе этот вопрос, как ответ возник прямо передо мной.
– Красивая футболка, – сказала очередная студентка.
– Спасибо.
– У моей мамы такая же.
«Вот тебе и “посвежее”», – подумала я, выдавив из себя улыбку.
– Меня зовут Рен.
– Милое имя, – сказала я.
Рен и в самом деле оказалась милой. Под тридцать лет, высокая, стройная, но с полной грудью; длинные каштановые волосы, стянутые в высокий хвост, темно-зеленые глаза. Непринужденно шикарная, какими бывают только молодые женщины, в джинсах и белой футболке с V-образным вырезом, и с чередой маленьких колечек и сережек-гвоздиков в идеальных мочках ушей. Ее кожа светилась без малейших признаков макияжа, если не считать туши на ресницах и тончайшего слоя блеска на губах.
– У вас потрясающий муж, – заявила Рен.
– Ну, насколько я знаю, ему очень нравится вести этот курс, – ответила я.
– Он настоящее чудо. И я не только о его литературном творчестве. Конечно, «Идет сновидец» вне всяких похвал, это всем известно. Однако можно быть отличным писателем и плохим учителем. Но Харрисон… Он хорош во всем.
Я постаралась не поморщиться, услышав, как легко она произносит имя моего мужа. Неужели я и в самом деле ожидала, что студентки называют его «мистер Бишоп»?
– А вы тоже пишете? – спросила она.
– Я? Нет. Я агент по недвижимости.
– Шутите? – рассмеялась Рен. – Моя мама тоже.
«Пристрелите меня», – подумала я.
– В самом деле? В какой фирме?
– «Ре-Макс». – Ее взгляд блуждал по компании, собравшейся в нашем дворике, показывая, что она теряет интерес к беседе. – А где ваши дети? Я надеялась с ними познакомиться. Харрисон говорил, у вас двое.
– Так и есть, – кивнула я, снова натужно улыбнувшись.
С каких это пор мой муж распространяется о своей личной жизни? «Не дури, – тут же сказала я себе. – Почему бы ему и не поделиться столь невинной информацией?»
Я знала, что Харрисон всегда начинает курс с того, что просит учеников рассказать товарищам немного о себе и о том, почему они выбрали его курс. Поэтому вполне естественно, что он и сам мог рассказать немного о себе. Разве не так?
– Дети ночуют у друзей.
– Да, были и у нас времена, – засмеялась Рен.
Я тоже улыбнулась, хотя на самом деле мне хотелось заорать: «Да что ты знаешь о времени?! Ты еще и не жила толком!»
Подошла одна из учениц постарше. Я попыталась вспомнить ее имя, но не преуспела.
– А ваш муж готовит так же хорошо, как и пишет? – спросила она.
– Прошу прощения… – произнесла Рен, не дожидаясь моего ответа.
Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась в толпе, собравшейся вокруг барбекю. Харрисон переворачивал котлеты на решетке, купаясь в обожании преданных поклонников. Я улыбнулась, вспомнив деньки, когда сама была одной из них. Я помахала ему рукой. Но муж меня не увидел.
Глава 10
– Это просто безумие, – услышала я голос Трейси, которая вытянула шею, чтобы посмотреть, сколько человек стоит перед нами в очереди.
Хоть и прошло уже целых десять лет, но вечер, когда я встретила Харрисона, оставался в моей памяти в мельчайших подробностях, как это бывает с теми воспоминаниями, которые не устаешь переживать заново, с теми историями, которые не устаешь повторять.
– Там, наверное, сотня человек, а он копается целую вечность. Чем он там занят? Нет, ну серьезно, разве так уж долго написать свое имя?