Двадцатого сентября в Ленинграде началось выездное заседание Верховного суда СССР под председательством Василия Ульриха. К изумлению эмиграции, такие «железные» люди, как Балмасов, Строевой, Самойлов и их молодые товарищи, на процессе каялись и говорили о разочаровании в своих прежних идеалах и своей борьбе. Это их все равно не спасло — только один фон Адеркас получил 10 лет заключения, а остальные были расстреляны.
В сентябре 1927 года, сразу после «процесса пяти», правительство СССР официально потребовало от Финляндии высылки кутеповских боевиков — Радкевича, Ларионова и Мономахова. Финнам пришлось пойти навстречу Москве, а боевикам — уехать в Польшу.
Летом 1928 года Георгий Радкевич тоже оказался в Москве.
Незадолго до этой «боевой вылазки» Радкевич приезжал в Париж, где встречался с вдовой Рейли Пепитой. «Он явился ко мне однажды утром, бледный, растрепанный, с опустевшим, полным отчаяния взглядом, — вспоминала она. — Можно было подумать, что он пьян или не спал несколько ночей. Горе его было безмерно велико, я не находила утешающих слов и молчала. Мне казалось, что я отчасти сама виновата в гибели Марии. Она ушла мстить за моего мужа, которого невольно выдала чекистам, и отдала свою кровь за его кровь». Радкевич сказал: «Надо ехать в Россию. Без нее я все равно ни на что не годен. Сегодня уезжаю… Я еду в Россию и вытащу ее. Это теперь главная задача».
В тот же день к вечеру Пепита видела его в русском кафе, где Радкевич пил. Она попросила Кутепова оставить его в Париже, но тот ответил: «Вы сами видите, во что он обратился. Совсем потерянный человек. Если он останется здесь, он погибнет. Отличный офицер может превратиться бог знает во что. Для него лучше умереть в бою с врагом».
Перед отъездом Радкевич пообещал ей узнать, жив ли Сидней Рейли. В ней еще тоже тлела слабая надежда на это.
Радкевич и Дмитрий Мономахов перешли в СССР из Румынии. 6 июля они бросили бомбу в бюро пропусков ОГПУ. При этом один человек был убит и несколько ранены. Пепита вспоминала: «Однажды утром в газетах появилось сообщение:
“Вечером 6 июля два белых офицера, прибывшие из Парижа через Болгарию и Румынию и проникшие в СССР с помощью румынских тайных агентов, бросили две бомбы в паспортное отделение ГПУ. При взрыве бомбы один из сотрудников ГПУ был убит, другой — тяжело ранен. Бросивший бомбу офицер Г. Н. Радкевич убит, а его товарищ, тоже белый офицер, арестован близ Полоцка. По сведениям из Варшавы, санитарные кареты увезли с Лубянки много убитых и раненых”.
Так погиб бедный Георгий Николаевич Радкевич, стараясь своей смертью отомстить ЧК, отнявшей у него все, что он имел.
Обедня за упокой души Георгия Николаевича была отслужена в русской церкви, находящейся на рю Криме. Когда священник, стоя у алтаря, стал произносить торжественные слова, передо мной ожили все картины пережитого мною за последние годы. Я вспомнила встречу с Сиднеем в отеле “Адлон”, нашу свадьбу, Савинкова, все то, что происходило с нами в Нью-Йорке, в Париже, Лондоне. Этот кусок моей жизни казался мне странной интермедией, в которую даже нельзя было поверить. Теперь я была совершенно одинока.
Солнце начало садиться, улицы медленно погружались в вечерние таинственные сумерки, лишь с редким проблеском отбликов света здесь и там в окнах постепенно зажигались огни, а я, безутешная, брела домой».
Гибель, аресты и расстрелы наиболее решительных и боеспособных «национальных террористов» нанесли тяжелый удар по их организации и эмигрантскому «активизму» вообще.
Один из «сентистов» — Бубнов, вернувшись из Советской России, в докладе Кутепову крайне негативно оценил перспективы своей деятельности: «Бросить бомбы в какое-либо собрание второсортных коммунистов, убить десяток-другой партийных марионеток, поджечь склад, взорвать мост — все это хотя и трудно, но выполнимо и при теперешних наших возможностях, — писал он. — Но на основании своего собственного опыта, а не из головы фантазии я категорически утверждаю, что такого террора нам не провести — не по силам — и вот почему.
Прежде всего рассчитывать на массовое пробуждение активности в СССР нам не приходится. Хорошо мечтать о народном терроре, сидя за границей, а войдите в шкуру полуголодного, вечно борющегося за кусок хлеба забитого обывателя СССР, постоянно дрожащего перед гипнозом всемогущества ГПУ, с психологией, что сильнее кошки зверя нет. Общий вывод: помощи оттуда, пробуждения активности и самостоятельности самого населения нам ждать не приходится, надо рассчитывать на свои собственные средства. А это значит, что для каждого такого маленького акта, путем напряжения всех наших ресурсов, мы должны перевозить, перекидывать через границу, инструктировать, снабжать деньгами, оружием, техническими средствами, документами и т. д. минимум двух лиц, т. е. при расчете на многочисленность актов (а иначе овчинка не стоит выделки) — десятки лиц. Вряд ли нам это будет под силу…