– Да уж, – согласно кивнул Рун. – Обрадовали нас с тобой. Тем и утешаюсь, что недолго мне осталось. А вот тебе несладко придётся.
– А то до сего дня сладко было! – возмутилась княгинюшка. – Сплошное умилительное благоденствие. Мало я слёз пролила из-за… падчерицы своей? Она же мерзавка мне всю жизнь испоганила! Всю кровушку из меня повыпила.
– А ты за собой грехов не знаешь, – укорил её верховный священник, неизменно поддерживающий свою госпожу с самого первого её дня в Ринноне.
– Да уж, велик грех, – несогласно скривилась Гулда. – На ручках её не качала, дылду девятилетку. Сопли не утирала. Да когда я за Риндольфа вышла, эта стерва уже волчьими зубами обзавелась. Так меня и встретила звериным оскалом. Или ты забыл? Трижды ведь мерзавка убить меня пыталась! Да зубы обломала. А сейчас точно убьёт. Её родной отец сослал в дремучий скит: так она его замытарила. И года не прошло, как избавился от злодейки. Так злобная поганка и его проклясть не постеснялась – срамно и вспомнить.
– Ну, это дело прошлое, – примиряюще пробубнил Рун.
– Да из-за неё змеищи Риндольф прежде срока умер, – не сдавалась Гулда. – И с чем он меня оставил? С двумя малыми сиротками безземельными? Кому они такие нужны? За кого выйдут с одними лишь тряпками да золотом?
– А вот здесь ты неправа, – сухо указал Рун, завозившись в кресле.
Он быстро устал от тягостного визита, и спина разнылась пуще прежнего. А впереди ещё один: хуже этого. Не потому что вторая гостья славиться дурным нравом. Потому что умна поболе многих прочих, а это опасней всего. Недаром девчонка затаилась, будто земля перед грозой.
Почти десять лет не видел Ринду, однако дурных вестей из скита не поступало. Настоятельница девчонку изрядно нахваливала: и умна де сверх меры, и миролюбива, и домой не рвётся. Прижилась в ските, растёт, учится – не девка, а заедка медовая. Мачеху дурным словом не поминает – тут Рун даже не удивился чудным новостям. Риндольф правильно сделал, что отослал дочь. Видать, та и впрямь перемогла свою детскую злобу. Остаётся молить Создателя, что не обзавелась новой.
– Твоим дочерям изначально назначалась судьба младших, – напомнил он княгине. – И ты о том знала, когда замуж шла. Понятно, что на сына надеялась. А коль не случилось, так нечего на Ринду пенять. Тут она тебе ничем не подгадила. Ей нынче и самой несладко придётся…
– О! – злорадно ухмыльнулась Гулда. – Ещё как несладко! Отольются ей мои слёзы. Кеннер ей покажет почём у раба кишки. Уж этот известный злыдень. Чистая скотина. Она у него каждый день под плёткой ходить станет. Понапробуется собственного яда…
– Хватит! – сипло гаркнул Рун.
И закашлялся, надрывая сухую грудь.
– Ты мне рот не затыкай! – не к добру разошлась княгиня.
Он замахал на неё руками, дескать, убирайся подобру-поздорову. Зашарил рукой по столику, что сдвигали для него к самому подлокотнику кресла. Наткнулся на гонг и затюкал в него ослабевшей от кашля рукой.
Двери порывисто, но тихо растворилась.
– Высокочтимый? – попридержал голос всё тот же молодец.
Рун указал рукой на гостью и махнул в сторону выхода, мол, убери её с глаз моих.
Никто, понятно, не стал хватать пока ещё единоличную властительницу княжества под микитки. Не поволок прочь. Однако при нужде могли обойтись с ней и напористо – нужно знать вежество.
Впрочем, Гулда и сама поняла, что перегнула палку. Резко встала, не заботясь о своих расшитых золотом широких юбках. Подошла к верховнику, опустилась на колени и приникла губами к морщинистой высохшей руке. Рун посмотрел на свою подопечную тепло и грустно: он ничем не мог ей помочь, как бы ни хотелось. Погладил её по плечу – на голове-то понаворочено загогулин так, что, не ровен час, напорешься на шпильку.
– Благослови, – прошептала она, вскинув на него полные слёз глаза.
– Будь благословенна, – просипел Рун, проведя пальцами по её высокому чистому лбу. – И ничего не бойся. Я не умру, покуда у тебя всё не устроится. Защищу – смело надейся. А теперь ступай. Нехорошо мне.
Гулда кивнула. Неловко поднялась, путаясь в широком подоле. А затем выбежала из кельи, словно за ней гнались.
– Зови вторую, – собравшись с силами, приказал Рун застывшему за спиной стражу.
– А, может, передохнёшь? – робко позаботился молодчик о дряхлом верховнике.
Они все любили своего доброго, но крепкого духом и рукой наставника. Даже когда он бил их по лбу, чем под ту руку попадётся.
– Зови, – выдохнул Рун, занятый лишь спиной, которую вновь нужно пристроить поудобней.
Что не мешало ему собираться с духом для встречи покруче прежней. Он, конечно, частенько интересовался положением дел у наследницы. Однако, помятуя о сообразительности, недюжем уме и расторопности этой девчонки десять лет назад, от возмужавшей двадцатилетней девицы покорности не ждал. Ибо её норов со всей определённостью указывал на то, чья она дочь.