Таалай уснула, сжавшись в комок и постанывая время от времени. Ёортон укутал её свободным жанчем и сам примостился рядом, стараясь согреть её и согреться самому. Засыпая, он услышал какие-то голоса... или это во сне почудилось? Надо было бы проснуться, прислушаться как следует, выяснить, что за шум, какую угрозу он несёт, но Ёортон подумал лишь, что ни бежать, ни сражаться они с Таалай сейчас не смогут, а если шумят свои или там вообще никого нет, то нет и опасности, и тревожиться не о чем. Значит, можно спать.
Уснуть не удалось. Мир далайна сгустился вокруг него, неправдоподобный, убогий и негостеприимный. Это был тот последний мир, в котором он так реально и неудачно побывал. Эта вселенная больше не напоминала шкатулки с женскими безделками, а скорее клетку, где заперт скверный и опасный зверь и брошена на каменистые оройхоны пригоршня корма. Здесь не было того, что видел он раньше - ладненьких сухих оройхонов, на которых так бестревожно жить, куда не может дотянуться многорукое исчадье. Здесь далайн был рядом повсюду, отравляя своей нечистотой землю. Здесь была слизь, вонь, холод и яд, нельзя было ни лечь, ни даже сесть, негде согреться, а голова болела, ныла рана на лице и, не отпуская, бил озноб.
Ёортон сделал пару шагов, безвольно опустился на измазанный нойтом камень. Огонь еле тлел в душе, готовый погаснуть от любого дуновения. Жгучая струйка слёз прочертила дорожку по воспалённой коже. Ёортон видел, что бездарно проиграл свою битву: одного прикосновения врага оказалось достаточно, чтобы убить его.
Потом память милосердно погасла, задавленная слабостью, лишь одна картина отпечаталась в мозгу: он лежит в каком-то корыте или странно большой люльке из блестящей чёрной кожи, а над ним склонилась незнакомая девчонка лет десяти, чумазая и невероятно худая. Она мажет ему лицо густой, тошнотворно воняющей мазью, и тянущая, в кость перешедшая боль, спадает, Ёортон засыпает, успокоенно чувствуя, что он дома, вокруг надёжные каменные стены, а рядом спит Таалай, которую, кажется, удалось согреть и, значит, она уже не умрёт.
Проснулся Ёортон не то чтобы совсем здоровым, но всё же нормальным человеком. Он смутно помнил, что происходило с ним после того, как коснулся его палец Ёроол-Гуя, и мог бы приписать происходившее бреду, но щека густо лоснилась зеленоватым, по-рыбьи воняющим жиром, хотя, возможно, это выступал наружу нежелающий сдаваться яд.
Таалай тоже чувствовала себя получше, хотя ещё не могла нормально говорить. Они поровну поделили остаток целебной воды, и Ёортон, велев Таалай сидеть тихо, пошёл на разведку.
Довольно было беглого взгляда, чтобы понять, что сюда пришли люди. Несторожкий, прекрасно видимый сверху след в нескольких местах приминал росистую траву, а из-за ближних островерхих тэсэгов поднимался дым - там палили костёр. Пришли не скрываясь, значит, внизу сильный отряд. Свои, каким бы числом ни ходили, никогда не стали бы так явно заявлять о себе - следовательно, пришли чужие, возможно, те самые цэрэги, что стояли в селении. Но что им делать здесь, на Заболотном Угорье, куда со времён избиения жирхов живая душа не заглядывала? Не за ним же примчало этакое войско...
Ёортон осторожно выполз наружу. Как бы то ни было, надо разузнать, кто вздумал хозяйничать в местах издавна принадлежащих общине Ёортона.
Даже беглый взгляд на соседний распадок с поросшей кустами вершинки поверг Ёортона в недоумение. Внизу были свои, знакомые охотники, но там же ходило множество неведомых людей с боевым, а вовсе не охотничьим оружием. Да и самые повадки выдавали в них цэрэгов, живущих возле Горы. Но и соплеменники Ёортона ходили свободно, при оружии, хотя, даже когда являлись сборщики налога, лесовикам полагалось оставлять копья и рогатины дома.
Среди солдат Ёортон разглядел и отца. Тот объяснял что-то высокому старику в праздничной одежде, показывая рукой на окрестные вершины. На секунду его палец повернулся в сторону Ёортона, и тому показалось, что отец видит его, прижавшегося к земле и замершего, чтобы стать незаметней. Но рука опустилась, так и не задержавшись, и Ёортон отполз в смятении, не зная, как ему поступать. Если отец и прочие охотники в плену - надо скрываться, если же они пришли искать его, то нужно выйти им навстречу, а не ползать под кустами, словно испуганная тайза. Но в любом случае, не следует болтаться на вершине, где его может случайно обнаружить кто угодно.
Ёортон осторожно пополз назад и через минуту наткнулся на замершую в траве Таалай.
- Ты почему здесь? - одними губами спросил Ёортон.
- Куда я тебя такого отпущу? - также беззвучно просипела девчонка. - Опять пропадёшь...
Спорить и ругаться не имело смысла. Ёортон, внутренне чертыхнувшись, отдал приказ:
- Спустишься к охотникам. Цэрэги тебя не тронут. Если это враги, то не делай ничего. А если отец на самом деле ищет меня - три раза махни рукой. Ясно?
Таалай молча кивнула и, по-змеиному извиваясь, поползла куда-то вбок. Через несколько минут она вышла из кустов с другой стороны распадка. Девочку заметили, кто-то из воинов побежал к ней, вождь, повернувшись, призывно крикнул. Таалай подбежала к нему, они коротко переговорили, и Таалай замахала над головой поднятыми руками. Ёортон поднялся и, держа копьё в отставленной руке, двинулся по каменной осыпи.
Увидав опухшее лицо сына, Ёртоон даже бровью не повёл. Шрамы украшают охотника, а в лесу ещё много неизвестного, люди не так уж давно живут здесь, и несчастье может случиться с кем угодно. Если появилась какая-то прежде неизвестная опасность, охотник скажет об этом сам.
- Идём, - сказал отец. - Тебя хочет видеть правитель Ээтгон.
Ёортона подвели к высокому старику, который ничуть не напоминал легендарного повелителя. пышная одежда казалась чужой на его теле. Худое лицо покрывали морщины, щека презрительно кривилась уродливым шрамом. Глаза внимательно ощупывали Ёортона, будто владыка пытался узнать его.
- Здравствуй... - правитель замолк, как бы не умея подобрать нужное обращение. - Здравствуй, Ёортон. Я искал тебя.
* * *
Выше больших деревьев взлетел он, выше высоких гор и бегучих облаков. Выше самой высоты поднялся он, туда, где больше нет ни верха, ни низа, где один царит над миром сияющий алдан-тэсэг. К самому алдан-тэсэгу поднялся он и не нашёл там никого. Никто не думал о вечном и не направлял движение сил. Пуст был алдан-тэсэг, и мир пребывал в небрежении.
Там, за пределами высот он остановился и глядел на землю, наблюдая прошлое и будущее, то, что было и чего не могло быть, чему предстояло случиться, и чему не сбыться вовеки.
Странные вещи видел он и удивительные. Вдалеке от людских поселений, среди степи, где трудно прокормиться охотнику, стоит великое чудо гора с прямыми отвесными стенами и плоской вершиной. Полный день должен идти быстроногий охотник вдоль гладкой стены, прежде чем дойдёт до угла - не до острого ребра, что встречается на горных склонах, а до настоящего угла, прямого и столь ровного, какой только разумная рука может изготовить. И, свернув в этом месте, вновь пойдёт путник вдоль стены, вершина которой прячется среди облаков.
Людям не впервой видеть такое: некогда они сами пришли с Горы, удивляющей отвесным склоном и прямым углом. Люди верят, что в степной громаде скрывается громада куда большая - бездонный далайн, обиталище бессмертного Ёроол-Гуя, которого напрасно старался убить нечестивец илбэч.
Что могут знать люди? Им дано только верить. Даже неверующий всего-лишь верит в своё безбожие. Но и с вершины алдан-тэсэга не увидать правды. Всё было не так, и всё будет иначе.