Выбрать главу

Если в соответствии с п. 1 ст. 1081 ГК РФ такое возмещение может быть произведено в полном объеме, то в соответствии с ч. 3 ст. 238 ТК РФ работник отвечает лишь в пределах своего месячного заработка.

3. Охрана труда как труднопреодолимый рубеж на пути общей экспансии гражданского права

Охрана труда (подотрасль трудового права) испытала сильное воздействие норм гражданского права, особенно в вопросах возмещения вреда. Результатом, например, явилась ст. 230 ТК РФ, провозгласившая, что в случае грубой неосторожности застрахованного, способствовавшей возникновению или увеличению размера вреда, в акте (о несчастном случае) указывается «степень вины застрахованного в процентах».

Вина — субъективная сторона любого правонарушения (в т.ч. в сфере охраны труда), характеризующая психическое отношение нарушителя к своему деянию и его последствиям. Она может выражаться в форме умысла (прямого или косвенного) либо неосторожности (небрежности или самонадеянности), но никак не в процентах. Возможно, разработчики имели в виду «степень виновности застрахованного», т.е. пределы его ответственности. Впрочем, это смелое предположение. Что имели в виду разработчики этой нормы — не известно.

Подобные несуразности на стыке гражданского права и охраны труда не единичны. По мнению некоторых авторов, материальная ответственность работодателя за вред (увечье, профессиональное заболевание) вообще не нашла в Трудовом кодексе РФ своего надлежащего закрепления, поскольку ст. 184 ТК РФ предусматривает лишь гарантии и компенсации при повреждении здоровья или смерти работника, но не материальную ответственность работодателя.

Положения данной статьи относятся к институту оплаты труда, а не к институту материальной ответственности. В разделе VI «Оплата и нормирование труда» также нет речи о материальной ответственности работодателя, в главе 38 «Материальная ответственность работодателя перед работником» этот вид ответственности тоже отсутствует, тогда как КЗоТ РФ (ст. 159) такую ответственность работодателя предусматривал [6].

Стирание граней между нормами гражданского и трудового права можно назвать стратегической линией дальнейшего развития трудовых отношений на данном этапе, обусловленном курсом государства на выстраивание рыночной структуры общества. Как далеко зайдет этот процесс, сказать сложно.

Теоретически нельзя исключить, что рабочая сила и труд, вопреки требованиям Конвенции МОТ № 143 (1975 г.), будут официально объявлены специфическим видом товара, как, например, электроэнергия, и войдут самостоятельным разделом в Гражданский кодекс РФ.

Однако с реалистичных позиций такой ход развития событий представляется маловероятным. Этого не позволят сделать фундаментальные нормы охраны труда, которые в силу их специфики невозможно целиком втиснуть в гражданско-правовые рамки, несмотря на обилие положений, связанных с возмещением вреда и другими сходными правоотношениями, которые объективно тяготеют к гражданскому праву.

К примеру, упоминавшийся уже Федеральный закон от 24 июля 1998 г. № 125-ФЗ «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» почти дословно воспроизводит главу 59 Гражданского кодекса РФ в части возмещения вреда.

Дело в том, что кооптировать нормы трудового права Гражданский кодекс РФ может лишь в той их части, которая относится к частно-правовой (договорной) сфере общественных отношений и на которую, кстати, в значительной степени сориентирован Трудовой кодекс РФ.

В охране труда доминируют нормы публичного права, договорная (частно-правовая) составляющая минимальна, и этот водораздел гражданскому праву, скорее всего, не преодолеть, хотя на полпути к рынку возможны любые сюрпризы, в том числе и в области законотворчества.

4. Старые грабли

Необходимо иметь в виду, что возврат к гражданско-правовым методам регулирования противоречит историческому ходу развития событий. В XIX веке в европейских государствах (Австрии, Венгрии, Германии и др.) трудовой договор изначально представлял собой разновидность гражданско-правового договора о найме услуг.

Это обусловливало возмещение вреда при несчастном случае в рамках договорной ответственности, т.е. ответственность работодателя могла наступить только при наличии его «доброй воли», зафиксированной в договоре. Поскольку ни один работодатель не горел желанием добровольно брать на себя ответственность за травматизм, договорный механизм возмещения вреда не обеспечивал работнику необходимый уровень защищенности.

В попытках преодолеть так называемую «хозяйскую власть» работодателя, юридическая практика постепенно перешла на позиции внедоговорного, т.е. деликтного, механизма возмещения вреда работнику. Суд с учетом вины каждой из сторон трудового договора, мог установить как размер причиненного вреда, так и размер его возмещения, несмотря на то что в трудовом договоре такие условия не оговаривались. Это был шаг вперед в деле защиты прав человека, но и он не полностью удовлетворял общественные интересы.

По некоторым оценкам, примерно 40% несчастных случаев не были связаны ни с виной работника, ни с виной работодателя и не подпадали под механизм безвиновной ответственности последнего как владельца источника повышенной опасности. Эти случаи тяжким бременем ложились на общество.

Иными словами, в 40% случаев методы гражданско-правового регулирования при возмещении вреда были бессильны, общество содержало пострадавших за счет средств бюджета разных уровней, т.е. за счет налогов, имеющих ярко выраженный публично-правовой характер.

Придя к выводу, что работник стабильно подвержен риску получения травмы, который нельзя полностью исключить профилактическими мероприятиями, теория стала рассматривать несчастный случай с работником при отсутствии вины сторон трудового договора в качестве явления, подобного поломке оборудования. Бороться с травматизмом стали путем страхования, включая расходы на него в себестоимость продукции.

Порядок возмещения причиненного вреда изменился, он уже определялся не индивидуальным договором между работником и работодателем и не судом в условиях деликта, а законом, установившим единые для всех стандарты, невзирая на территориальную или отраслевую принадлежность субъектов правового регулирования.

Включился публично-правовой механизм. От гражданско-правовых принципов пришлось отказаться. Право пострадавшего на возмещение вреда на основе договорной или деликтной обязанности конкретного лица объективно трансформировалось в право на социальное обеспечение [7].

Как это происходило во времени и пространстве, видно из следующей таблицы.

Таблица 1. Введение общегосударственных социальных программ в некоторых государствах Европы и США [8] (не приводится)

Как уже отмечалось, право на возмещение вреда, полученного в результате «несчастного случая на производстве», реализуется в русле трудоправовой парадигмы охраны труда. Поэтому даже частичный перевод трудовых отношений на заржавленные гражданско-правовые рельсы следует рассматривать как явление регрессное, понижающее уровень реальной защищенности работающих, особенно в сфере охраны труда.

5. Наука охраны труда и необходимость рокировки

К сожалению, указанные обстоятельства не всегда учитываются. С 1993 г. юридическая наука все больше и больше скатывается на позиции комментатора действующего законодательства, фетишизации и восхваления практики без выхода за красные флажки, расставленные испеченными порой на скорую руку нормативными актами. В известной степени такое положение обусловлено законодательством о государственной службе и некоторыми статусными законами, в соответствии с которыми чиновники могут совмещать свою работу с научной, преподавательской и иной творческой деятельностью.

В результате высшие коллегиальные органы некоторых субъектов законодательной инициативы по рангу своих участников порой напоминают научные или диссертационные советы, составу которых может позавидовать иной ВУЗ. Плюсы такого положения очевидны.