Зато Пасечник радовался своим новым, невероятно усилившимся умениям, и с восторгом пользовался внушением (как и просмотром памяти обследуемого объекта) на большом расстоянии.
На Лубянку, как на более сложный объект, был отправлен Фреза. Он же, дед Лесовичок. Он же — художник, служитель муз прекрасного искусства. Ему оказалось теперь вполне по силам находиться в приёмной для граждан или в доме неподалёку, чтобы относительно ёмко держать руку на пульсе всего управления госбезопасности страны. А оцепление вокруг площади? Да какое оцепление остановит полубожественную сущность? Прошёл легко, попутно формируя нужное мышление у нужных офицеров.
Глава 15
И уже ближе к вечеру от Фрезы стали поступать крайне интересные сведения.
Тогда как в московский горком (обком) партии поспешил Лётчик. Он же Некромант. Он же творец страшных рассказов о потустороннем. А когда уходил, пошутил в своей манере злобного тролля:
— Теперь и я могу иллюзии создавать! Вот бы Хрущёву с его кликой устроить представление! Да чтобы им черти лысые мерещились до конца жизни, гадам окаянным!
На что мемохарб, с некоторым опозданием озадачился:
«Не слишком ли наш писатель ненавидит Никиту Сергеевича?.. Как бы в самом деле чертей не наслал…»
15 глава
Как это ни странно, в тот день ничего экстраординарного не произошло. Наоборот, обстановка как бы успокаивалась и нормализовалась. То же оцепление вокруг Кремля и вокруг Лубянки стало втрое меньше, а ближе к ночи возобновил частично работу общественный транспорт. Разве что участилась резко езда военных на гусеничных бронетранспортёрах. Но тут иначе и не получалось, при таком-то природном апокалипсисе.
А вот центры непонятного сосредоточения «слуг народа», так и продолжали оставаться переполненными, бурля, так сказать, сами в себе. Разве что никакой особо агрессии не проявляли, никого свергать не спешили, и наказать виновных не требовали. Если прослушивать совещания с большим количеством участников, то шла нормальная партийная работа по улучшению быта населения, решению экономических задач, обсуждения нововведений в торговле, и усилению работы с недостатками на местах. То есть всё чинно, мирно и солидно.
Только вся тонкость этих совещаний заключалась в том, что она не была утверждена вождём. Чуть ли не впервые такое случилось с начала тридцатых годов. Всё творилось как бы самостоятельно, по инициативе товарищей по партии. Словно все вдруг стали страшно самостоятельными и могли смело сказать: «Нам пастух не нужен! Мы и сами с усами!» И в чём-то были правы, потому что подавляющее большинство ходило с усами.
А вот в кулуарах, вне большого скопления «слуг», разговоры велись и провоцировались более резкие. И там проскакивала нелицеприятная критика деятельности Берии, Абакумова, Власика, да и самого товарища Сталина. Смещать их вроде никто не призывал, но всё к тому шло. Им все чаще и громче вменяли в вину комчванство, ревизионизм, антисоциалистический подход к делу, снижение партийной дисциплины и отрыв от действительности. А громче всех кричали сторонники и приятели недавно арестованных аферистов, спекулянтов и воров. Дескать, «…верните свободу невинно осуждённым!» Таких горлопанов было, чуть ли не треть.
Всё это высматривали и пытались пригасить самые ярые порывы, Рошан с Дхармой и Лётчик. Если бы не их точечное внушение на самых агрессивных лиц или на их окружение, ситуация накалялась бы всё больше и больше.
Тогда как аппарат госбезопасности, во главе с Абакумовым, старался фиксировать все эти совещания, крики, требования и обвинения. И пока ничего не предпринимал. Зато несколько телефонных линий интенсивно несли потоки докладов сразу в три стороны складывающегося противостояния. По нескольку человек старательно сливали информацию на «ближнюю» дачу, в Кремль и в горком (обком) партии. И всё это Фреза-Лесовичок тщательно фиксировал, попутно обрабатывая внушением самых адекватных офицеров и сержантов. Да и генералов, становящихся на верный путь истинного служения народу, становилось всё больше и больше.
А вот сам Сталин словно отошёл от политического Олимпа и затих, выжидая. А к вечеру даже специально запустил слушок, что он серьёзно приболел и слёг от простуды. А потому, мол, никого не принимает. Да и чего вождю беспокоиться? На всех постах и во всех министерских креслах находятся проверенные товарищи, истинные коммунисты, болеющие всем сердцем за советскую державу. Вот пусть и руководят самостоятельно, не оглядываясь на главного пастуха.