— Стоять, муха! — рявкнул принц. — Хватит мне зубы заговаривать! Да не бойся, не буду я тебя ругать, хоть и следовало бы. Но, может, и хорошо, что ты слышал всё. Скажи-ка мне лучше, действительно в Кувэнке пленных воинов рабами делают?
Остановившись на полпути к двери, Якоб кивнул:
— А вы не слыхали раньше? У Джона старший брат так сгинул, уж десять годков, как ни слуху ни духу, знают токмо, что не убили, в плен попал, а там бог весть, что стало. Он-то, Джон, оттого в военное дело и не пошёл — хоть и мог, силой-то бог не обидел. Ан нет, не пошёл, чтоб, значит, у родителей евоных хоть один сын-альфа остался, кто ухаживать за стариками может. Он, Джон, знаете какой ответственный и заботливый… — увидев недовольно нахмуренные брови, Якоб вернулся к сути: — А купцы, которые в Кувэнку ездиют, бают, что прям на рынках там людей продают. У нас вот овец аль коров купить можно, а у них выбирай — альфу, бету чи омегу желаешь.
— Откуда омегу? Омеги ведь не воюют.
— Дык зато их воруют! Захватывают приграничные деревеньки и угоняют аки скот.
— Я не знал, — проговорил принц Мэлвин, помрачнев. — Если так…
— Так, так! — закивал Якоб.
— То благородное дело брат затеял: нельзя рождённых свободными рабами делать. Хоть и страшно за него… И, — принц подался ближе, опёрся ладонями в стол и наклонился, глядя Якобу в глаза, — мне кажется, его ещё что-то туда тянет. Или кто-то…
— Да кто? — удивился Якоб.
— Не знаю. Чувствую просто, — принц прижал ладонь к груди слева. — Сердце неспокойно за брата. И не от того, что отчаянную дерзость он затеял, нет. Что-то Рабби изнутри гложет, гонит в эту Кувэнку, чтоб ей пропасть! Может, жажда мести за барона покоя не даёт, кувенцы ведь его предателем сделали, льстивыми речами голову задурили. А может, верно пророчество…
— А пророчество-то чьё? Что в нем? Стоит ли верить?
Принц, приподняв одну бровь, поколебался немного, но всё же рассказал о пророчестве и тех, кто его дал. Ясно от чего раньше молчал, понял Якоб, услышав про друидов, хотя могли бы его высочество, то есть уже величество и довериться, решил он с обидой. Да, такому предсказанию верить можно. Это не ярмарочный ведьмак-шарлатан, что по куриным костям судьбу гадает, тут серьёзнее. Не удержавшись, Якоб поведал про гибель деда кузнеца Грюндига, упирая на то, что, как не берегись, а чему суждено, то и исполнится.
— Но раз так, верно, поди, принц Рабби-то столковал? — желая подбодрить, спросил он, видя, что лицо принца потемнело. — Если уж какому роду прерваться, то всяко ихнему, Изенгадскому!
— Изенгильскому, — поправил Мэлвин глухо. — Надеюсь, что верно, — он прижал ладони к пока ещё плоскому животу, — иначе…
— Никаких иначе! — прервал его Якоб, осмелев. — Всё будет так, как сказал принц Рабби! Он доберётся до дворца, станет мужем Девина, они заключат мир с Брингундией, и будем мы все, как в сказке — жить-поживать, да добра наживать! Всё будет хорошо, принц!
— Думаешь? — Мэлвин поднял глаза, смотря на Якоба так, будто от того одного зависело будущее.
— Уверен! Я хоть и не друид, тьфу-тьфу-тьфу, — Якоб поплевал через левое плечо и понизил голос: — Да не зря у меня прадеда-омегу в связи с ними подозревали. Про то в моей родне скрывают, но вам я скажу, вы ж не выдадите. Вот не от евойного мужа старший сын-то, мой дед, зачался, ой не от мужа, согрешил прадед с кем-то из этих, лесных колдунов которые. Потому и про ту корову сказанное — а сказал-то мой дед, — сбылось, и у меня иногда… случается… вижу я будто иначе, что ли. Вот на Джона стоило мне взглянуть, я ведь сразу понял — мой альфа! И про короля Людвига вам, помните, говорил, что счастливы с ним будете. А, помните? Вот! Пророчествовать я не умею, но чую, ох чую…
— И что же ты чуешь? — начиная улыбаться, спросил Мэлвин.
— Что всё свершится, как принц Рабби задумал! И ещё, — Якоб наморщил лоб, пытаясь найти верные слова поддержки, что окончательно бы развеяли сомнения принца. — И ещё встретит он в Кувэнке свою любовь! Вот что!
— Ох, Якоб, твои слова да богу в уши…
— Так всё и будет, — кивнул Якоб с уверенностью. — Вот увидите. И у вас альфа родится!
— Это я и сам знаю, уже и как назвать придумал — Аластер, — улыбка принца стала шире, будто солнышко из туч выглянуло. А Якоб довольно кивнул: Аластер — защитник человечества, хорошее имя. — Может, раз я знаю, и мой прадед-омега с кем… — Якоб захлопал глазами и открыл рот от изумления. Мэлвин рассмеялся: — Не смотри так! Шучу. Убедил ты меня. А я смогу убедить Людвига, чтобы Рабби он отпустил и корабль дал. Пусть поступает, как задумал. Ну, а теперь и от грибочков маринованных не откажусь, лети, муха моя жужжащая!
Мэлвин снова рассмеялся, и Якоб полетел, то есть побежал со всех ног. Беззвучно прося у бога прощения за ложь: не было у него в роду никаких предсказателей, выдумал он всё про прадеда-омегу, светлая память ему и земля пухом. Верным мужем тот был, ежели видит потомка своего с небес, пусть тоже простит за наговор. И не знал Якоб ни кто родится, ни о будущей любви принца Рабби ничегошеньки не чуял, не ведал. Но как не соврать, когда принц Мэлвин сам не свой, переживает. Вдруг, не дай святые заступники, ещё на ребёночке волнения скажутся? Такая ложь во благо. Для спокойствия. А там уж будет, что будет. Чего зазря о грядущем маяться, придёт когда, тогда и разбираться надо. Главное, верить в лучшее: правду говорят — вера чудеса творит. Да и друиды, поди, не абы что предрекают…
Такими доводами успокаивая свою совесть, Якоб бежал по коридору, торопясь попасть в кухню, как вдруг споткнулся на ровном месте. Едва удержавшись на ногах от падения, остановился и замер, широко распахнув глаза, заворожённый кружением пылинок в широком солнечном луче. Мерцали, вспыхивая, искорки, опадали и поднимались в неспешном танце.
Принц Рабби исполнит задуманное, сядет на трон Кувэнки, даст жизнь новой ветви рода, множество ратных подвигов совершит, но в душе его будет одна лишь ночь — тьма, что он сам выбрал. Принцу же Мэлвину достанется свет и тепло, много лет будет гореть для него солнце, и он, Якоб, как подсолнух греясь в лучах, проживёт тоже долго, увидит внуков и правнуков и умрёт в глубокой старости на руках у Джона.
«Джон…» — отчётливо прозвучал собственный предсмертный стон в ушах, и Якоб по-собачьи встряхнулся, недоумённо оглядываясь по сторонам. Выдохнул и заметил, как облачко пара вылетело изо рта, словно вокруг внезапно похолодало. Волоски на руках и загривке стояли дыбом, а сердце колотилось как безумное. В голове всплыла присказка о-деда, которую Якоб часто слышал в детстве: «Гусь по моей могиле прошёл», — иногда тот замирал на несколько мгновений с пустым взором, а потом передёргивал плечами, будто замёрз. «Чудит старик», — говорил отец. Сам Якоб раньше ничего подобного не испытывал.
— Это был сквозняк, — негромко сказал он вслух. Звук собственного голоса успокаивал. — Скоро зима, вот и повеяло холодом от окна. А я просто засмотрелся. — Якоб взглянул на продолжающие плавать в столпе света пылинки, дунул на них, создав маленький вихрь. Ничего необычного. — Ох, и причудится же…
А что причудилось? Не вспомнить. Как пар от выдоха испарилось видение и исчезло. Якоб наморщил лоб. Джон! Джона видел, точно. Ну так немудрено, он и днём, и ночью мысли не покидает. Большой альфа, сильный, подкову играючи разогнёт, орехи заморские пальцами давит, а добрее и ласковее на всём белом свете не найдёшь. Пожалуй, пора ему уже «да» сказать, хватит мучить. До снега успеют и свадьбу сыграть, чего тянуть. Да и сыночку принца Мэлвина — альфе Аластеру, — товарищ-ровесник по играм не помешает. Уж они с Джоном с наследником не задержатся. А кто первым будет: альфа, омега или бета, неважно. На каждого — на всех пятерых сыновей, — любви родительской хватит. Якоб заулыбался и помчался со всех ног, спеша порадовать своего альфу согласием выйти замуж. В душе поселилось стойкое ощущение, что всё сложится хорошо, лучше некуда. И пророчеств никаких в подтверждение того не требуется.