Короткие вечерние свидания были нашей тайной. Отдельно друг от друга мы уходили в лес и встречались под покровом ночи. Возвращались так же отдельно друг от друга. Догадывался ли кто-то — думаю, да. Рунарт, Калатур и Кассий точно понимали, в чём причина моего счастливого вида, но с советами не лезли. Да и что можно сказать в такой ситуации. Если бы мой друг завёл роман с женщиной, которая проживёт тысячи лет, я бы попытался его образумить. Наверное. Временами я думаю, что лучше не вмешиваться в чужие отношения. Как любила говорить моя бабка: «Похлёбку проще варить, когда ты снаружи котелка». Уже сейчас я понимаю, насколько она была мудрой женщиной. Я крутился в этой эйфории, будто кусок картошки в кипящем бульоне, и не понимал, что наши чувства обречены. Тогда мне достаточно было знать, что они взаимны. О будущем мы с Энвисой тогда не разговаривали. Отчасти дело было в том, что какого-то определённого будущего на войне не было ни у кого. Мы даже не знали, где будем спать завтра. Сейчас я понимаю, что она, будучи в разы старше меня, не могла не догадываться, что этот роман просто не может закончиться чем-то хорошим. Думаю, понимала, ведь желание скрывать встречи исходило от неё. И всё же мне больно вспоминать о тех словах, что мы наговорили друг другу в тот день. Будь у меня шанс всё исправить, поступил бы я по-другому? Я не знаю…
Экстра. Осколки прошлого. Часть 4
Да, ты совсем не силен в закулисной игре.
Но нет, не тебе отступать, прикрываясь щитом!
Или, что хуже всего, — прозябать при дворе
И до конца своих дней быть придворным шутом.
Головы с плеч не рубить, якоря,
Не вставать под знамена, увы…
И горько, и странно, и все говорят,
Что тебе самому не сносить головы.
«Герой» («Вельвет»)
Если кто-то спросит, что было самым сложным для меня во времена Второго Вторжения, то удивится, что это были совсем не демоны, ползущие из всех щелей. Сложнее всего было прийти к единому решению с этой женщиной. Разница культур давала о себе знать. Иногда Энвиса не понимала меня, и почти всегда я недоумевал о причинах её поступков. Сложней всего было с прикосновениями.
Энвиса учила меня той близости, что принята у её народа, создавая ментальную связь и делясь эмоциями. Я неумело отвечал на этот странный контакт, порой показывая значительно больше, чем хотел. Вернее, показывал я именно то, что хотел, но старался скрыть, ведь это было слишком откровенно. Увы, порывы молодого тела сложно было держать в узде. В такие моменты было особенно неловко смотреть, как краснеет моя красавица.
В их культуре было не принято лишний раз касаться друг друга. Я этого не понимал и постоянно нарушал границы дозволенного. Энвиса злилась, а я выцеловывал прощение. Она была такая мягкая, нежная и одновременно с этим холодная, как зимнее небо. Её хотелось мять, сжимать, гладить, чтобы разогреть. Я ничего не мог с собой поделать, сгорать в этом пламени одному было невыносимо.
Наш поход тем временем шел своим чередом. К нам присоединялись новые люди и духи, но большой отряд лишь больше привлекал внимание демонов. Порой нам не давали и часу на то, чтобы поспать, а есть приходилось, едва ли не пяткой отталкивая от себя очередную фетранийскую тварь.
Мои тренировки с Каданом продолжались. Я стал весьма неплох в обращении с мечом. Примерно тогда отряд шагающих в тенях отделился от нас по решению Азены. Увидеть их я смог уже после битвы на Выжженной пустоши. Помню, как шокировал меня вид деревяшки вместо ноги у командира отряда, — именно он когда-то вышел к нашему костру в далёких горах Артемиса. Порой я вспоминаю пережитые сражения. Шагающие в тенях едва уловимыми всполохами мелькали на поле боя, сея смерть. Они были сильными воинами, мне казалось, что они просто неуязвимы. Я и представить не мог, что кого-то из них достанут. Не знаю, что за тварь попалась на пути того эльфа, но не сомневаюсь, что это был какой-то очень сильный демон.
Впрочем, до конца войны тогда было ещё далеко. Наш отряд набрёл на руины какого-то городка, расположившегося у подножия горы. Наверное, это было поселение шахтёров и их семей, но никого из жителей мы не встретили, впрочем, на подступах к городу было несколько десятков могил с простенькими, сделанными на скорую руку крестами. Это внушало уверенность в том, что кому-то посчастливилось выжить.