Выбрать главу

Шахты несказанно обрадовали Калатура. Гном в шахте чувствует себя как рыба в воде, можете не сомневаться. К тому времени моё оружие пришло в негодность, и им можно было разве что забивать демонов на смерть, но никак не протыкать плоть. Азена решила сделать небольшую остановку, чтобы все могли отдохнуть. Калатур с братьями на радостях едва ли не закопались в гору. Я боялся, что нам придётся вытаскивать их из шахты силой.

Многие думают, что Шай’Солар был выкован в умарском домене, что близ Боэр’Морхен, но это совершеннейшая нелепица. Домен я подарил Калатуру уже после победы, когда основал Лютерию, как раз таки в благодарность за меч и в знак вечной дружбы. Шай’Солар ковался в крошечной загорской кузнице, что чудом уцелела после набега демонов. Я даже не знаю, как назывался тот городок.

У Калатура не было цели создать великий меч, который войдёт в историю Акрасии. Думаю, он просто соскучился по ремеслу, а тут подвернулась возможность и был повод. Калатур сам предложил выковать мне меч, а все магические и рунические манипуляции вносились уже по ходу работы. Трудились, на самом деле, все: Троин и Гроин притащили из шахты найденную лютеритовую руду, я был на подхвате и подавал инструменты, Энвиса и Рунарт в кое-то веке не цапались, а слаженно что-то колдовали, даже Кадан принимал участие — он нашел где-то бочку с бражкой и старательно поддерживал запал Калатура. Оказалось, что шедевр гном может создать только на глубоко нетрезвую голову… Пусть сейчас настали мирные времена, но Шай’Солар всегда при мне. Я уже соскучился по битвам и, если потребуется, с радостью встану во главе армии, даже несмотря на то, что молодые годы давно остались позади.

Поразительно, как много уверенности придаёт оружие по руке. Наверное, не будь у меня Шай’Солара, я бы погиб в битве на Выжженной пустоши. Простой меч просто сломался бы в том хаосе. Я не стану описывать, что случилось тогда, любой бард сделает это в разы поэтичней, нежели я. Да и любой житель Лютерии хотя бы вкратце знает последовательность событий. Мне же чаще всего снится в кошмарах именно эта бесконечно долгая ночь. Как наяву я вижу в небе две луны: привычную нам молочно-белую и демоническую алую. Я вижу огромные тёмные силуэты сцепившихся друг с другом гигантов — почему-то во снах образы Хранителей смываются в нечто огромное и бесформенное — и, хуже всего, колышущееся море красноглазых чудовищ. Я просыпаюсь в холодном поту, и мне нужно какое-то время, чтобы понять, что это сон, что я тогда выжил, что это уже в прошлом. В такие моменты я до боли сжимаю рукоять Шай’Солара, словно это единственное, что удерживает меня в реальности. Подумать только, прошло уже пятьдесят лет, а этот кошмар так и не померк…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Менестрели расскажут вам о том, что я дул в рог, чтобы вдохновить бойцов или чтобы привлечь внимание богов. Если первое ещё хоть как-то похоже на правду, то как можно додудеться до божественных чертогов, я не знаю и считаю эту версию несусветной глупостью. Хотя должен признать, вторая версия звучит невероятно поэтично. На самом деле всё было куда проще — нас оттеснили от основного отряда. Кадан сражался с кем-то из высших демонов, ему было не до нас. Калатур был ранен Волданом, его братья едва сдерживали натиск демонов. Хуже всего было то, что магии у Энвисы почти не осталось. Тогда я познал настоящий страх. Не за себя. Невозможно так испугаться за собственную жизнь, особенно если последние полгода только и делаешь, что выживаешь из последних сил. Но у меня была та, что была дороже жизни. В нашей маленькой группке был целитель, тот самый, который когда-то спас меня. Я толком не был с ним знаком. Знал лишь, что он входит в ближний круг Энвисы и что он из аристократов. В тот день я впервые увидел, как выгорает силлин. Это было нечто восхитительное и ужасное одновременно. В памяти отпечаталось каждое мгновение. Если закрыть глаза, я воочию увижу, как серела его кожа, а волосы, и без того светлые, стали как снег. Он усыхал, будто что-то высасывало из него не только жизнь, но и плоть, оставив лишь безжизненную оболочку с потухшими глазами. Тогда, сотворив защитное заклинание, он вложил последние крупицы магии и собственную жизненную энергию, чтобы спасти нас. Я живу, потому что он умер… Стыдно признаваться, но я не помню имени того силлина. Знаю лишь, что у него в Рохэнделе осталась младшая сестра — вся выжившая после вторжения родня.