В двигавшейся к реке толпе беженцев, чувствовались панические настроения. Многие удивлялись: «Почему враги так быстро продвигаются вглубь страны и громят наши доблестные войска?» Но никто не мог дать ответ на эти вопросы. Люда спросила сестру:
– Что же теперь с нами будет? Что мы будем делать в Ленинграде?
Ей стало страшно от общей паники. Однако Шура старалась не подавать виду, что тоже волнуется и спокойно пояснила:
– Сейчас мы сядем на пароход, и нас доставят в Ленинград. Ты же знаешь, что там живут наши родственники – это сёстры нашей мамы: тётя Лариса, тётя Павля и тётя Мария. Помнишь, мы у них были?
– Помню, – ответила Люда, и ей стало спокойнее на душе. «Хорошо, что мы не одиноки, и есть родственники», – подумала она.
Когда сёстры пришли к пристани, то пароходов там ещё не было. Они решили покушать и сели на лавочку, достали из сумки всё, что взяли с собой: варёную картошку в мундире, немного хлеба и в бутылке молоко. Пристань находилась на Неве, вблизи Ладоги, а в стороне, на острове, хорошо было видно старинную крепость.
– Это, что за крепость? – спросила сестру Люда.
– Её построили в четырнадцатом веке Новгородцы, – стала объяснять Шура, – чтобы охранять выход к Балтийскому морю. На острове, на котором её построили, до этого росло много орешника. Поэтому, крепость назвали «Орешек».
Затем девочки вспомнили свою сестру Марусю, брата Володю и отца. Их отец Пётр Петрович Смирнов, работал начальником железнодорожной станции Пантелеево. Станция-разъезд находилась не далеко от районного города Данилова, Ярославской области.
– Как ты, Шура, думаешь, папу в армию призовут, или нет? – спросила Люда.
– Его не кем заменить, поэтому в армию не призовут, – предположила Шура, – а Володю призовут. Восемнадцать лет ему исполнится в сорок третьем году. Но к тому времени война должна закончиться.
– Ты веришь, что наша Армия победит? – спросила сестрёнка, и её детское личико стало очень серьёзным.
– Уверена, будь спокойна. И на нашей улице будет праздник, – ответила Шура словами, которые слышала по радио. – Наш народ победить не возможно!
Вскоре к пристани причалили два крупных парохода, и началась посадка пассажиров. Билеты покупать не требовалось, и сёстры встали в очередь на посадку. Народу было очень много, и не только пришли люди с эшелона, сюда прибывали беженцы со всех сторон, потому что по железной дороге эвакуацию прекратили.
Откуда-то, со стороны Балтики, послышался гул самолётов. Люди в очереди заволновались, но не расходились. Быстро приближались самолёты с крестами на крыльях. Сколько их было – не понятно, да и не до того было, чтобы их считать. Когда на пароход упала первая бомба, люди в панике стали разбегаться. Покалеченный взрывом пароход, сразу потонул. Это произошло на глазах у Люды и Шуры. Они побежали к ближайшему деревянному домику и хотели спрятаться во дворе, но калитка была закрыта. Самолёты сделали круг и, вернувшись, обстреливали беженцев из пулемётов. Они летели так низко, что Люда разглядела, в ближайшем к ней самолёте, немецкого лётчика. Он был рыжий и улыбался. Видимо, он не понимал, что стрелял в живых людей, которые метались из стороны в сторону, многие падали замертво, а раненые кричали от боли.
Шура схватила за руку, побелевшую от страха сестрёнку, и потащила за собой обратно к вокзалу. Там было много беженцев, однако эшелоны проезжали мимо на большой скорости и не останавливались. Сёстры выскочили на железнодорожное полотно и махали руками, чтобы машинист очередного поезда их заметил. И случилось чудо, машинист девочек заметил и притормозил. Они успели заскочить в последний вагон.
Дальше поезд часто останавливался, ожидая, пока починят разбитое железнодорожное полотно. Иногда остановки длились долго, хотя до Ленинграда было не более шестидесяти километров. На одной из таких остановок, солдаты сварили мясо убитой лошади, и беженцам раздали по куску варёного мяса. На другой длительной остановке они накопали картошки на ближайшем картофельном поле. И наконец, поезд прибыл в Ленинград, уже окружённый противником, но беженцы об этом не знали.