(Хрипит.) Кто ты? Дьявольское отродье! Кто ты?
О л е г. Киевлянин.
Э б е р г а р д. Коммунист?!
О л е г. Киевлянин.
В коридоре появляется Ш у р и к.
Ш у р и к (из коридора). Что делается! Дядя Леня влупил им второй гол! Бьем их! (Увидел генерала. Убегает и продолжает кричать.) Бьем фашистов! Бьем!
Г р е т а. Мне страшно, Катя… Мне страшно…
Медленно идет занавес.
ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО
РАКИТНАЯ НИНА.
РАКИТНАЯ ЛЕСЯ, ее сестра.
РАКИТНЫЙ СЕРГЕЙ, ее брат.
ЛАВРОВА ВЕРА ЛЬВОВНА, ее свекровь.
ГАРМАШ КАТЯ.
ТУРБИН КИРИЛЛ СТЕПАНОВИЧ.
Большая комната в старом деревянном доме. Три двери: в другие комнаты и в коридор, который ведет на кухню и на улицу. В комнате старинный буфет, стол, пианино. На стене тарелка репродуктора.
Часть комнаты возле печки отгорожена ширмой. За ширмой диван. На диване, накрывшись с головой одеялом, лежит Н и н а.
Через заиндевевшие окна пробивается лунный свет.
Входит К а т я. Она в пальто. На голове платок. В полутьме натыкается на стул.
К а т я. Эй, люди! Отзовитесь.
Нина молчит.
Странно. (Подходит к одной из дверей. Стучит.) Никого. (Стучит во вторую дверь.) Тоже никого. Очень даже странно. (Заходит за ширму. Увидела Нину.) Что с вами? (Трогает ее за плечо.)
Нина подняла голову.
(С облегчением.) Господи! А я уж подумала… Иду — калитка открыта, скрипит на всю улицу. Заглянула во двор — входная дверь настежь. Зову — никто не отвечает. Где у вас свет?
Н и н а. У двери. Слева.
К а т я (нашла выключатель, включила свет). Мне знакомо ваше лицо. Вы киевлянка?
Н и н а. Да.
К а т я. На заводе работаете?
Н и н а. Нет.
К а т я. Простыли?
Нина молчит.
В бараке косяками лежат. У многих воспаление легких. Неудивительно. В Киеве не бывало таких морозов с ветрами. Барак, правда, отапливается. Но в цехе вода замерзает. (Прикасается к ее лбу.) Температуры у вас уже нет.
Н и н а. И не было.
К а т я. Что же?
Н и н а. Сердце.
К а т я. Врач был?
Н и н а. Я не вызывала.
К а т я. Чем вам помочь?
Н и н а. Мне ничего не нужно. (Откинула одеяло. На ней пальто.)
К а т я. Дрова где у вас?
Н и н а. Я сама.
К а т я. Сидите! Где дрова?
Н и н а. На кухне.
К а т я выходит и возвращается, неся несколько поленьев.
К а т я. Принесу еще. Мне сейчас тяжестей подымать нельзя. (Достает зажигалку, отрывает от поленьев кору, растапливает печку.) Откуда же я вас знаю? Вы где жили в Киеве?
Н и н а. На Печерске.
К а т я. Ну да. Конечно. Дочь Ракитного.
Н и н а. А я вас там не видела.
К а т я. Видела, но не запомнила. Один раз я была у вас. Восемь лет назад. В декабре тридцать третьего… Мы вашего отца хоронили. Добрую память оставил о себе Николай Максимович. Все лучшие токари завода — его ученики. И я его ученица. Девчонок он в свою бригаду обычно не брал. Но меня выучил. В долгу я перед твоим покойным отцом.
Н и н а. Вы Гармаш?
К а т я. Да, Катя Гармаш.
Н и н а. Ну, вы свой долг уплатили.
К а т я. Сергея вашего обучила? Невелика заслуга. У твоего брата умные руки. Отцовские. И смекалка отцовская. Сейчас с ним выполняем самую ответственную работу. Я — на казенниках. Он — на стволах. Рассказывал?
Н и н а. Нет.
К а т я. Неужто Ничего не говорил?
Н и н а. Я живу за городом. Редко видимся.
К а т я. Давно здесь не была?
Н и н а. Около месяца.
К а т я. Тогда понятно… Эвакуировались мы сюда, минометы стали делать. Теперь — пушки.
Н и н а. Я знаю.
К а т я. Красавицы. Номер у них с буквой «А». Мы их «аннушками» зовем. Пока мало делаем: хороших токарей не хватает. (Улыбнулась.) А придется в отпуск идти. Сына жду. На фронте мой Василий. Сегодня письмо получила. Все беспокоится обо мне. Восемь лет были женаты. Я уж горевать начала. Все думаю, как назвать. Тимур — звучит?