Н и н а. Зачем же ты? Карточка другая?
Л е с я. Карточка та же.
Н и н а. Что ты делаешь да платформах?
Л е с я. Крашу пушки.
Н и н а. Не понимаю…
Л е с я. Ну представь себе. Военпред принял пушки. Их выкатывают во двор. Отстреливают прямо у цеха. Потом грузят на платформы. Подают паровоз. И мы на ходу красим. Пока доедем до железнодорожного узла — готовы наши красавицы.
Н и н а. Зачем такая спешка?
Л е с я. Под Москву идут наши «аннушки». Значит, каждый час дорог. В комитете комсомола на эту работу отбирали лучших.
Н и н а. Проверять детали не менее ответственно.
Л е с я. Не говори! Детали мертвые. Пушка живая. Крашу и разговариваю с ней. Поверишь, не замечаем холода! Обратно хуже. Сбиваемся в кучу, танцуем… Ох, косточки отходят! Еще бы кипяточку.
Н и н а. Сейчас согрею.
Л е с я. Ты привезла картошку?
Н и н а. И капусту.
Л е с я. Роскошно! У меня тоже для вас подарочек! (Берет ватник, достает из кармана банку.) Тушенка. Свиная! С жиром! Солдаты подарили. Увидели наши платформы, выскочили из теплушек. Очень им понравились «аннушки». На радостях стали нас качать. Хотели покормить, а тут кричат: «По вагонам!» Дали консервов. Да еще буханку хлеба на всех. Хлеб мы сразу слопали, а тушенку — домой. Мировые ребята! Уральцы. Все один к одному. Как наш Кирилл Степанович. Ну, думаю, берегитесь, фашисты! Такие парни дух из вас вышибут… Тронулся эшелон. Вначале теплушки. Потом смотрим: наши платформы. Успели подцепить.
Н и н а выходит.
(Идет к выключателю. Гасит свет.) Говорят, лунный свет холодный… Неправда! Так стало тепло. (Кружится по комнате, напевая.)
Вошла Н и н а. Наблюдает за Лесей. Включила свет.
(Остановилась.) Думаешь, я сошла с ума? Может быть. Луна виновата. Я все же молодая. Хотя не очень. Ведь правда, старшая, не очень?
Н и н а. Очень.
Л е с я. Восемнадцать? Да. Но прибавь еще полгода войны. Значит, не меньше двадцати. Ты, между прочим, в двадцать уже вышла замуж. А Боре сколько было? Двадцать пять. Пять лет разница — нормально? Нормально, Нина?
Н и н а. Да.
Л е с я. А десять?
Н и н а. Не знаю.
Л е с я. Между прочим, Отелло был по меньшей мере вдвое старше Дездемоны. И если бы не Яго, конечно, они были бы счастливы. Мне бы ее красоту! Ты, старшая, удалась по всем статьям. Не зря папа Боря называл тебя лютиком. А во мне изюминки нет.
Н и н а. Когда ты видела Сергея?
Л е с я. Только что. Мы с ним вместе прикатили к заводу на пустых платформах.
Н и н а. Он был с тобой? Помогал красить?
Л е с я. Нет. Сережа только с нами возвратился.
Н и н а. Где он был?
Л е с я. Может, тебе, старшая, скажет. Мне не захотел.
Н и н а. Где он сейчас?
Л е с я. Пошел на завод.
В дверях появляется С е р г е й. Забинтованные руки держит за спиной.
Пожалуйста! Собственной персоной. (Сергею.) Давай, давай на допрос. (Нине.) Только не приговаривай его к лишению ужина. (Сергею.) Сегодня у нас картошка с тушенкой! (Открывает дверь в комнату.) Вера Львовна!
Входит Л а в р о в а.
На кухню! За мной! (Уходит на кухню.)
Л а в р о в а (идет за ней. На миг остановилась возле Сергея). Добрый вечер, Сережа.
Сергей кивнул. Л а в р о в а вышла.
Н и н а. Встретил Турбина?
С е р г е й. Нет.
Н и н а. Он звонит директору завода. Сказал: поднимут весь город на ноги. Ты был в цехе?
С е р г е й. Нет. Звонил.
Н и н а. Почему не был?
С е р г е й. Отпустили меня.
Н и н а. Кто?
С е р г е й. Врач.
Н и н а. Что с тобой?
С е р г е й. Руки приморозил слегка… Думал, смажут — пойду в цех. Он смазал, перевязал и велел идти домой.
Н и н а. Врач заводской?
С е р г е й. Конечно.
Н и н а. Значит, не приморозил, а отморозил. Иначе бы он не отправил тебя домой, зная, как ты необходим в цехе. Когда это случилось?
С е р г е й. Вчера.
Н и н а. Где?
С е р г е й. Пришел на нашу станцию. Поезд стоял санитарный. Тронулся…
Н и н а. Ну?
С е р г е й. Я успел вскочить на подножку. Пришлось держаться за поручни. А перчатки худые.
Н и н а. Куда ты ездил?
С е р г е й. В обком.
Н и н а. Зачем?
С е р г е й. С поручением.