Глаза у него блестели, каждую минуту он был готов броситься в драку.
Дренко отступал к двери, пораженный, растерянный.
— Симела! Что с тобой?.. Остановись!
— Ничего не хочу слушать! — гремел Шолая. — Свои кокарды отправь туда, откуда ты их взял! Мне их больше не показывай!
Дренко был оскорблен, взбешен. «Боже, какая дикость, медвежья дикость!.. И какой я дурак…»
После ночного нападения, во время которого были разбиты усташи и подразделение итальянцев, богатые трофеи более чем на тридцати лошадях обозники доставили в лес. Когда некоторые повстанцы, сваленные усталостью, легли спать, Перушко протер спросонья глаза и, вылезая из кустарника, отправился к обозу в надежде найти там для себя брюки. (Он видел, что во вьюках были хорошие штаны.) Подходя к обозу и глядя, как Шишко (тот был интендантом отряда) заботливо распаковывает вещи, он усмехнулся и вежливо поздоровался:
— Здравствуй, Шишане! Разгружаешь?
— Здравствуй, дед! Помог бы, а? — предложил Шишко, закладывая карандаш за ухо. — Что тебе не спится?
— Да, видишь, какое дело: мне штаны нужны. Вот пришел, чтобы ты мне выбрал штаны поновее. Эти мои никуда не годятся, одна рвань.
— А у тебя что, требование есть?.
— Какое еще требование?
— Бумага такая.
— А для чего она мне?
— Без нее нельзя, — отрезал Шишко. — Пойди к Шолае, пусть прикажет. А сам я штанами не распоряжаюсь.
— Зачем же его сейчас будить? — начал возражать Перушко. — Ты мне дай, а бумажка — чепуха. Потом достану. Ты же знаешь, Шолая мне ни в чем не отказывает. Вчера он обещал мне штаны.
— Я этого не слыхал.
— Люди слыхали.
— Дай ты человеку, — вмешался Йованчич, закручивая густые усы. — Я слыхал их разговор. Шолая правда обещал ему штаны.
— Давай, не тяни! Видишь, у него дыры одни вместо штанов! — закричали остальные, с удовольствием наблюдая эту сцену.
Дед почесывал бородку, ожидая. Шишко раздумывал. Наконец принял решение. Из кучи барахла он вытянул новые итальянские брюки.
— Вот, надевай! Настоящий итальянец будешь! Еще убьет тебя кто ненароком!
— У меня будет кожух сверху, — возразил Перушко. — По кожуху человек узнается, а не по штанам.
— Эх, дед, теперь все девки будут твои!
— Настоящие офицерские, — твердил в восторге Перушко. — Еще бы мне сапоги, и был бы я одет с ног до головы.
— Эй, Перушко! — раздался крик. — К тебе сноха пришла!
Перушко раздвинул куст. Вышел на тропинку и посмотрел вниз. Увидел толстую, взъерошенную, румяную сноху с узлом в руке.
Дед помрачнел.
— Ты зачем тут? Что тебе здесь надо? — крикнул он.
— Рубину принесла тебе, бачо[7], — объяснила она.
— Кто тебя надоумил нести мне рубин? Ты пришла, чтобы тут на глазах мужиков хвостом крутить? Где это слыхано, чтобы баба приходила в военный лагерь? Поворачивай домой да нигде не застрянь по дороге! Вот я задам трепку мужу твоему! Да вот белье тут прихвати, — он стал складывать в сумку грязное белье. — Вот это отнеси. — Он протянул ей свернутые старые брюки.
— Ой, бачо, какие хорошие штаны у тебя! — удивилась сноха.
— Заслужил! Недаром воюю. А теперь бегом домой, и не оглядывайся!
Сноха вдруг серьезно посмотрела на свекра:
— Знаешь что, бачо? Ночью кровь в Плеве пролилась и стога горели.
— Что? — И со всех ног бросился бежать куда-то. Сноха впервые видела в своем свекре такую прыть.
— Ой, что ж теперь будет? — запричитала она, схватила сумку и побежала через кустарник. Ее белая кофта потонула в зелени.
Это было началом взрыва.
В ту ночь в мусульманском селе объявился юноша, который требовал, чтобы его отвели к Шолае.
Когда Шолая в лагере выслушал парня, оказалось, что тот с товарищами воровал оружие у усташей и прятал его в мечети. Он предложил доставить Шолае около тридцати винтовок и четыре пулемета. Шолая приказал, чтобы его проводили до сожженного села, и когда тот позднее в сопровождении патруля вернулся с обещанным оружием на телеге, Шолая приказал отпустить юношу.
Плевичане возмутились.
— Они жгут, а мы должны их прощать!
— Нечего защищать турок!
— Не допустим!
— Пошли прямо к нему!
— Нужно судить этого турка! — согласился Ракита.
— Правильно!
— Пошли к Шолае! — И группа человек в тридцать отправилась к Шолае.
Тот под буковым деревом чистил коня. Он свил клок сена в жгут и начал протирать морду и бока своего вороного. Услышав звуки шагов, обернулся и увидел громоздкую фигуру Колешко, затем Бубало, Округлицы и других. Сразу же догадался: что-то случилось. Он молча глядел на приближающуюся группу людей, потом спросил: