— Хватит.
— А вдруг не сможешь? — подзадорил его Симан, покручивая кончик уса.
— Смогу! Вот увидишь! — торопливо проговорил Бубка, боясь, как бы дядя не передумал.
— Ну что ж, посмотрим, — сказал Симан.
Мальчик приблизился к ближайшему буку и замахнулся топором. Он уже хотел нанести первый удар, как вдруг услышал голос дяди:
— Подожди!
Бубало испуганно посмотрел в его сторону. Неужели он отберет у него топор?
— Повремени с рубкой, хочу спросить тебя кое о чем, — сказал Симан, глядя мальчику в глаза. — Турок ненавидишь?
— Ненавижу, — ответил мальчик, удивленный вопросом.
— Если бы пришли янычары — помнишь, о которых я читал тебе в книге? — что бы ты стал делать? Ну, допустим, в это время ты стоишь с саблей в руке, а они на тебя налетают?
— Рубил бы их направо и налево! — воскликнул Бубало и замахал топором. Лицо его исказилось, глаза злобно сверкнули.
— Ну, так будешь махать — турки тебя первым зарубят, — сказал Симан. — Дай топор!
Как зачарованный, смотрел Бубало на дядю, который показывал ему, как надо держать топор при ударе.
— Дай, дай, теперь знаю! — воскликнул мальчик.
Симан вернул ему топор и отошел в сторону. Схватив топор обеими руками, Бубало подошел к буку и, стараясь подражать дяде, широко размахнулся и изо всей силы ударил по толстому стволу дерева. Топор под острым углом глубоко вошел в дерево, словно это был сыр, и отколол порядочный кусок.
— Вот хорошо! — весело воскликнул Симан. — Так и действуй. Представь себе, что каждое дерево — это турок. Тонкое дерево — рядовой, потолще — визирь. Вечером приду посмотреть, сколько турок ты зарубил.
Симан пошел к дому, а Бубало, поплевав на узенькие ладони, взялся за рукоятку топора. Подошел к первому буку, посмотрел на него сердито, размахнулся и ударил острым топором по стволу. Так началась для мальчика новая жизнь, которая приносила ему смертельную усталость, боль в пояснице и кровавые мозоли на ладонях, но зато наполняла все его существо торжеством победы.
Вечером Симан встречал его около дома. Руки мальчика распухли, лицо было исцарапано, а глаза ликовали. С каждым днем он становился все злее и упорнее. Симан с удовольствием наблюдал, как грубеют черты лица мальчика — он на глазах взрослел.
— Ну, сколько турок срубил сегодня? — спрашивал Симан, вытирая руки о штаны и доставая кисет.
— Около сотни! — с гордостью отвечал Бубало. — Одних только визирей пятьдесят. А завтра срублю еще больше.
Симан, довольный, посмеивался, ласково смотрел на задорный мальчишеский вихор, на узкий загорелый лоб.
— Теперь пойдем ко мне ужинать, — приглашал он, — заслужил.
А ночами Бубало снились бесконечные сны о том, как он сражается с турками. Утром же чуть свет он вскакивал, хватал топор и снова отправлялся в лес.
И однажды случилось несчастье. Облюбовав очередное дерево, Бубало встал перед ним, прикидывая, за сколько ударов он его свалит, и взмахнул топором: Но не заметил, что дерево клонится не в ту сторону, в которую он хотел его положить, и продолжал рубить. Неожиданно дерево вздрогнуло и камнем стало падать на маленького дровосека. Бросив топор, Бубало прыгнул в сторону, пытаясь избежать удара, но не успел, и жесткие сучья сбили его на землю. Мальчик долго лежал без сознания, а когда очнулся, то обнаружил, что его придавило упавшим деревом. Невыносимо болел левый глаз. Бубало дотронулся рукой до больного места и похолодел от страха: на месте глаза образовалась неглубокая выемка, а самого глаза не было. С трудом выбравшись из-под дерева, мальчик побрел домой.
В тот вечер, возвратившись с женой с косьбы, Симан не узнал Бубало. На левом глазу его была толстая повязка, правый глаз смотрел печально и тоскливо.
— Что с тобой? — испуганно спросил Симан, торопливо снимая с плеча косу. — Несчастье?
— Визирь меня ранил сегодня, ударил по голове, — мрачно ответил Бубало.
Правый глаз мальчика заволокли слезы.
— Не надо мне было оставлять тебя одного. — И Симан начал ругать себя. — Больше не ходи в лес. Я сам…
Последние слова так сильно обидели мальчика, что он схватил дядю обеими руками за рубашку и решительно произнес:
— Нет, дядя, я хочу с ними рассчитаться! Я их так начну рубить! А глаз уже не болит.
Вот так все это и произошло. Бубало на всю жизнь остался кривым. И воспоминание о том, как произошло это увечье, постоянно подогревало его ненависть к туркам.
Симан и Бубало оказались в первой роте вновь сформированного отряда четников. Командиром у них был назначен Колешко. После событий в долине, приведших к расколу, отряд четников в ту же ночь направился в Мрконичский срез[11]. Плева в те вечера была почти целиком погружена в темноту, только в отдельных домах светились окошки.