Сначала все шло хорошо. Гаубичная артиллерия несколько часов подряд обстреливала позиции русских и окраинные улицы села. После обеда валонцы-эсэсовцы потеснили наконец русских, заняли их первую оборонительную линию и стали продвигаться к плотине. А там, за плотиной, — Штеммерман был уверен — открывалась прямая дорога на оперативный простор, там, как доносила разведка, у противника не было никаких промежуточных рубежей. Только бы удалось пробиться через село!
Вот взята и плотина. В бинокль Штеммерман хорошо видел, как поспешно отходили стрелковые подразделения от пруда и растекались между избами. Казалось, сопротивление сломлено, путь по главной улице села открыт. Конечно, русские могли контратаковать с флангов, навязать валонцам уличные стычки, но для настоящей контратаки у них нет сил. «Все будет так, как запланировано! Еще один удар, одно усилие — и мы выйдем на оперативный простор, — мысленно подытожил Штеммерман результаты незакончившегося боя. — С нами бог, воистину и во веки веков».
Он взял из рук радиста микрофон, почти торжественно приказал Липперту:
— Вперед! Вперед! Пусть ваши гренадеры не медлят. Настал решающий момент, дорога каждая минута.
— Герр генерал! Быстрое продвижение вперед по главной улице села, по-моему, небезопасно.
— Что? Вы боитесь западни, Гауф?
— Простите меня, герр генерал, и разрешите напомнить: русские никогда не отходят просто так, без определенного умысла. Если без боя оставили главную улицу, то, по всей вероятности, неспроста. Вы посмотрите правее, герр генерал, там у них окопы и траншеи. Вполне возможно, что это — вторая линия обороны.
— Ничего, все идет как надо, Гауф. Вторую оборонительную линию русских мы сомнем с ходу. У них мало сил, майор, и мы воспользуемся этим.
— Но, герр генерал, там может быть противотанковый или пулеметный заслон. Если мы влезем в эту щель между домами…
— Замолчите, Гауф! — свирепо сверкнул глазами Штеммерман. — Знайте свое место. Я не нуждаюсь в ваших предостережениях… Липперта к рации! — крикнул он радисту. — Герр Липперт! Приказываю усилить преследование русских. Не давайте им закрепляться! Вперед! Только вперед!
Гренадеры заняли плотину, вышли за пруд. Гренадеры ворвались на главную улицу. Гренадеры бежали дальше, сначала небольшими группами, прячась за домами, потом стали продвигаться более открыто.
Отсюда, из бункера, Штеммерману трудно было видеть детали боя, но, представляя себе его картину в целом, он вдруг забеспокоился. Почему русские не контратакуют? Почему пренебрегают столь очевидной и единственной возможностью? Может быть, Гауф прав? Засада? Западня?
И, как бы разрешая сомнения Штеммермана, в глубине села завязался упорный бой. Волна эсэсовцев накатилась на мощный пулеметный вал. Одновременно русские открыли огонь с флангов. Штеммерман видел, как в панике заметались гренадеры Липперта, увязая в грязи, шарахаясь от плетня к плетню, устилая трупами черную хлябь улицы.
— Танки!.. Почему Липперт не вводит в бой танки? — заорал Штеммерман. — Передайте Липперту мой приказ: немедленно бросить в бой танки, подавить русские пулеметы!
И вдруг его глаза сделались неподвижными, в них появился ужас.
— Кажется, русские опередили нас… У них танки, — произнес он упавшим голосом. — Они успели раньше.
Гауф и Блюме поняли, что бой проигран. Понял это, должно быть, и Штеммерман. Надо было как-то спасать положение, что-то делать, не медля ни минуты. Штеммерман вызвал к телефону командующего артиллерией и приказал возобновить обстрел села, распорядился сосредоточить на подступах к плотине два танковых батальона, вывести из резерва уцелевшие самоходки.
Генерал был полон решимости. Он так горячо принялся за дело, что в первые минуты забыл о неудаче, заставил себя поверить в успех. Если не сейчас, то никогда!.. Никогда!
Штеммерман старался быть спокойным и твердым, но его выдавал нервный тик — непроизвольное подергивание синевато-желтого мешка под глазом. И, глядя на него, Блюме догадался: там, в селе, произошло что-то неожиданное. Подойдя к амбразуре, он навел бинокль на Ставки. Из боковых улиц, обгоняя друг друга, ведя на ходу огонь, мчались тридцатьчетверки. Блюме облегченно вздохнул: успели! Теперь, господин генерал, можете считать обреченной и вторую попытку прорваться. Русские танки сделают свое дело.