Выбрать главу

— Чего он сказал? — шёпотом спросил Бруно у Сильвии.

— Он сказал, что ты сильно чавкаешь, — строго сказал она.

Тогда Бруно, до ушей улыбнувшись Профессору, ответил:

— Да, сударь, пирог мною удовле… давлён!

— Ну а собою ты тоже удовлетворен? — поинтересовался и Другой Профессор в свою очередь.

— Нет, что вы! — воскликнул Бруно.

Второй Профессор выпучил глаза.

— Что ж... — промямлил он. — Тогда выпей чуть-чуть вина. — Он налил в бокал и поставил его перед Бруно. — Выпей, мой мальчик, и ты станешь совсем другим человеком.

— А кем я стану? — спросил Бруно, с опаской глядя на бокал.

— Не задавай так много вопросов! — вмешалась Сильвия, всегда готовая придти на помощь тем бедолагам, которых Бруно вознамеривался запутать. — Лучше попросим Профессора рассказать нам какую-нибудь сказку.

Бруно с радостью ухватился за это предложение.

— Расскажите нам! — нетерпеливо обратился он к Профессору. — Про тигров что-нибудь или про шмелей, или про Робина-красношейку, ну вы сами знаете!

— А почему тебе нравятся только сказки про живых существ? — спросил Профессор. — Почему не про какие-нибудь свойства или обстоятельства?

— Да, да, расскажите, пожалуйста, какую-нибудь сказку про это! — подхватил Бруно.

Профессор довольно уверенно начал.

— Как-то раз одно совпадение совершало прогулку с небольшим несчастным случаем, и они нашли объяснение. Это было очень старое объяснение, такое старое, что всё скрючилось и стало похоже на головоломку...

Тут он внезапно смолк.

— Дальше, дальше! — хором воскликнули дети.

Профессору пришлось искренне признаться:

— Я только что понял, что сочинять такие сказки очень непросто. Может быть, сначала Бруно что-нибудь нам расскажет?

Бруно просиял от удовольствия.

— Жили-были однажды Поросёнок, Аккордеон и две банки Апельсинового варенья...

— Вот так действующие лица, — пробормотал Профессор. — Да, и что же дальше?

— И когда Поросёнок играл на Аккордеоне, — продолжал Бруно, — то одной Банке варенья его песенка не нравилась, а другой Банке нравилась. Ой, Сильвия, я вот-вот перепутаю эти Банки! — в отчаянье прошептал он.

— А теперь я исполню оставшиеся Вступительные Куплеты, — объявил Второй Профессор.

«Птички-невелички По другой привычке Ловят ёршиком ершей, Ловят удочкой ужей. Поясняю: ни лосось Не клюёт у них, ни лось.
Птички-невелички Носят в сумке спички. Разжигают не костёр, Разжигают жаркий спор. Поясняю: спор такой Не затушите водой.
„Птички-невелички“ Я возьму в кавычки, Если кто-то, может быть, Уж собрался их ловить. Поясняю: в этот раз Я закончил свой рассказ».

— Ну а теперь, — радостно обратился Профессор к Лорду-Канцлеру, когда затихли аплодисменты, коими было встречено окончание «Поросячьего Визга», — нам предстоит выпить за здоровье Императора, не так ли?

— Именно так! — напыщенно отозвался Лорд-Канцлер, поднимаясь из-за стола, чтобы взять на себя руководство этим мероприятием. — Наполните бокалы! — загремел он. Все немедленно повиновались. — Выпьем же за здоровье Императора! — Последовало повсеместное бульканье. — Трижды ура Императору! — Этому оповещению сопутствовал лишь едва уловимый звук, но Канцлер с замечательным присутствием духа немедленно провозгласил: — Слово Императору!

Император начал говорить ещё до того, как Канцлер сел.

— Как я ни отказывался становиться Императором... а вы все так меня упрашивали... вы же знаете, как дурно вёл дела наш последний Правитель... но то воодушевление, с которым вы... а он подвергал вас гонениям... он обложил вас непосильными податями... вы отлично знали, кто достоин был стать Императором... мой брат не обладал нужным...

Невозможно сказать, сколько длилась бы эта сбивчивая речь, но в эту минуту какой-то ураган потряс дворец от самого основания, распахнул окна, погасил светильники и наполнил воздух клубами дыма, которые приняли странные очертания и обрели облик писанных слов.

Но ураган стих так же внезапно, как и начался — оконные рамы вновь захлопнулись, дым развеялся, и всё осталось таким же, как минуту назад, за исключением Императора и Императрицы, с которыми произошла чудная перемена. Отсутствующий взгляд и бессмысленная улыбка исчезли, и все поняли, что эти двое странных человеческих существ вновь обрели разум.

Император продолжал речь, словно она и не прерывалась.

— А мы повели себя — оба, и моя жена, и я — как два отъявленных негодяя. Лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат уехал, вы потеряли достойнейшего Правителя из всех, кто у вас когда-либо был. А уж я, гнусный лицемер! — сделал всё возможное, чтобы пустить вам пыль в глаза и сделаться Императором. Я! У которого едва ли достанет мозгов исполнять работу чистильщика сапог!

Лорд-Канцлер заломил руки.

— Добрые люди, он же с ума сошёл! — Но тут оба они разом смолкли, и в мёртвой тишине раздался стук молотка о входную дверь.

— Что это?! — единодушно вскрикнули все.

Люди заметались по залу. С каждой секундой возбуждение росло. Лорд-Канцлер, бросив свои обязанности церемониймейстера, выбежал вон, чтобы вернуться спустя минуту — бледным и задыхающимся.

ГЛАВА XXIV. Возвращение Нищего

— Ваше Императорское Величество! — пропыхтел он. — Это снова тот самый Нищий! Прикажете спустить на него собак?

— Приведите его! — велел Император.

Канцлер ушам своим не поверил.

Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я понял...

— Приведите его сюда! — загремел Император.

Канцлер неуверенно попятился к двери, и спустя минуту столпившиеся посреди зала гости раздались в стороны, чтобы пропустить бедного старика.

Он и впрямь был достоин жалости: свисающие спереди и сзади лохмотья заляпаны грязью, седые волосы и длиннющая борода дико всклокочены — однако вошёл он твёрдым шагом, держась прямо, и в его манерах угадывалась привычка повелевать. Но самым неожиданным было то, что Сильвия и Бруно шли рядом с ним, вцепившись в его руки, и взглядывали ему в лицо с тихой любовью.

Все с любопытством посмотрели на Императора: как-то он примет дерзкого пришельца? Не отшвырнёт ли с ругательствами от ступеней своего помоста? Но нет! К их величайшему изумлению, Император упал перед ним на колени и промямлил, склонив голову: «Прости нас!»

— Прости нас! — тем же униженным тоном повторила Императрица, опускаясь на колени рядом с мужем.

Возвратившийся Изгнанник только улыбнулся.

— Встаньте! Я прощаю вас!

И тут присутствующие сделались свидетелями чудесного превращения, произошедшего со стариком-нищим, едва он произнёс эти слова. То, что все приняли поначалу за перепачканное грязью отвратительное тряпьё, в одно мгновение обернулось королевским одеянием, расшитым золотом и украшенным драгоценными камнями. Теперь все узнали его и в низком поклоне склонились перед Старшим Братом, своим настоящим Правителем.

— Брат мой и Сестра моя! — сказал Правитель звучным голосом, долетевшим до самых отдалённых уголков этого огромного зала. — Я пришёл не для того, чтобы помешать вашему веселью. Правь как Император, и правь мудро. Ибо сам я избран Королём Эльфов. Завтра я возвращаюсь туда, и всё оставляю вам — всё, кроме... кроме... — его голос дрогнул, и с невыразимой нежностью во взоре он молча возложил руки на головки двух уцепившихся за него малышей.

Но в следующий миг он возобладал над своими чувствами и кивком головы предложил Императору занять своё место во главе стола. Остальные гости тоже поспешили к столу, где нашлось даже место для Короля Эльфов. Дети уселись по обе стороны от него. Когда все успокоились, Лорд-Канцлер вновь встал, чтобы предложить следующий тост.