Всегда твой Артур Форестер.
P.S. Веришь ли ты в судьбу?»
Этот постскриптум весьма меня озадачил. «Очень уж он чувствительный, — подумал я. — Законченный фаталист. Только что он мог иметь в виду?» Я сложил письмо и, кладя его рядышком, неосторожно повторил вслух:
— Веришь ли ты в судьбу?..
Прекрасная незнакомка быстро повернула голову в ответ на внезапный вопрос.
— Нет, не верю, — сказала она с улыбкой. — А вы?
— Я… Я не намеревался у вас спрашивать! — произнёс я запинаясь, слегка ошеломлённый таким необычным началом разговора.
Улыбка девушки перешла в смех — не в насмешку, но в смех счастливого, никого не стесняющегося ребёнка.
— Не намеревались? — сказала она. — Тогда это тот случай, о котором вы, врачи, говорите: «Неосознанная деятельность мозга».
— Я не врач, — отозвался я. — Я похож на врача? Почему вы так решили?
Она указала на книгу, которую я некоторое время перед тем читал, а потом положил рядом с собой названием вверх, так что каждый желающий мог прочесть: «Болезни сердца».[5]
— Не нужно быть врачом, — сказал я, — чтобы интересоваться книгами по медицине. Есть ещё одна категория читателей, кто даже больше интересуется…
— Вы говорите о пациентах? — прервала она, а выражение нежной жалости придало её лицу новое очарование. — Но, — продолжала она с очевидным желанием избежать этого, возможно, болезненного предмета, — ведь совсем не нужно быть врачом или пациентом, чтобы интересоваться научными книгами. Как вы думаете, где содержится больше научных сведений, в книгах или в умах?
«Весьма глубокий вопрос для девушки!» — сказал я самому себе, памятуя, со свойственным мужчине самомнением, что женский интеллект большей частью поверхностен. Перед тем, как ответить, я с минуту размышлял.
— Если вы говорите о живущих умах, то, думаю, определить это невозможно. Ведь так много в науке написанного, чего ни один живущий человек никогда не читал, и столько в науке придуманного, что ещё не записано. Но если вы имеете в виду все человеческие поколения сразу, то я полагаю, что в умах больше, ведь всё, что написано в книгах, должно же быть у кого-то в уме, правда?
— Звучит, будто какое-то правило алгебры, — отозвалась миледи. («И алгебра сюда же!» — подумал я с возрастающим изумлением.) — В самом деле, если мы будем рассматривать мысли как множители, нельзя ли утверждать, что наименьшее общее кратное всех умов содержит всё то, что написано в книгах, и не иначе?
— Именно так! — ответил я, восхищённый её примером. — Как было бы здорово, — продолжил я мечтательно, скорее думая вслух, чем сознательно поддерживая беседу, — если бы мы могли приложить это правило к книгам! Как вам известно, при нахождении наименьшего общего кратного мы отбрасываем переменную, где бы она ни появилась, за исключением того члена, в котором она достигает наивысшего значения. Так что мы должны будем вычеркнуть каждую записанную мысль, кроме того высказывания, в котором эта мысль выражена с наибольшей силой.
Миледи весело рассмеялась.
— Боюсь, некоторые книги уменьшатся до чистого листа бумаги! — сказала она.
— Верно. Большинство библиотек ужасно уменьшатся в объёме. Но только подумайте, как они выиграют в качестве!
— Когда же такое произойдёт? — нетерпеливо спросила девушка. — Знать бы, что это случится в моё время, я бы подождала читать!
— Ну, возможно через тысячу лет…
— Тогда ждать не стоит, — сказала миледи. — Давайте сядем. Уггуг, лапочка, иди ко мне!
— Только не возле меня! — прорычал Под-Правитель. — Маленький негодник каждый раз ухитряется развернуть свой кофе!
Я сразу догадался (а читатель, вероятно, догадался ещё раньше, если, подобно мне, он достаточно ловок в извлечении выводов), что миледи была супругой Под-Правителя, а упомянутый Уггуг (отвратительный толстый мальчишка того же возраста, что и Сильвия, форменный поросёнок обликом) был их сыночком. Сильвия и Бруно вместе с Лордом-Канцлером довершали компанию собравшихся за столом, коих всего было семеро.
— Так вы действительно каждое утро принимали глубокую ванну? — спросил Под-Правитель, по-видимому продолжая с Профессором какой-то разговор. — Даже в маленьких придорожных гостиницах?
— Ну, разумеется! — отозвался Профессор с улыбкой на весёлом лице. — Сейчас объясню. На самом деле это очень простая задача гидродинамики. Так называется наука, трактующая о соединении воды и силы. Возьмём глубокую ванну и человека большой силы (вроде меня), собирающегося глубоко в неё нырнуть, и у нас будет превосходный пример из этой науки. Должен признать, — продолжал Профессор, понизив голос и потупив очи, — что для этого нужен человек значительной силы. Ведь ему предстоит подпрыгнуть с пола на высоту вдвое против своего роста, и в полёте перевернуться, чтобы ухнуть головой вперёд.
— Ну, так для этого нужна блоха, а не человек! — воскликнул Под-Правитель.
— Позвольте! — возмутился Профессор. — Этот частный вид ванн не предназначен для блох. Уверяю вас, — продолжал он, складывая свою салфетку изящным фестоном, — эта вещь есть истинная необходимость нашего века — Переносная ванна Активного туриста. Вкратце её, если хотите, можно обозначить, — он взглянул на Канцлера, — буквами П.В.А.Т.
Канцлер, здорово смутившийся под обращёнными на него со всех сторон взглядами, только и смог, что робко пробормотать:
— Точно так!
— Одно большое преимущество именно такой глубокой ванны, — продолжал Профессор, — заключается в том, что она требует всего лишь полгаллона воды…
— Я не назвал бы это глубокой ванной, — заметил Его Под-превосходительство, — если только ваш Активный турист не нырнёт прямо под неё.
— Но он и ныряет прямо под неё, — спокойно ответил пожилой джентльмен. — А.Т. вешает П.В. на гвоздь — вот так. Затем он выливает в неё кувшин воды, ставит пустой кувшин под ванный мешок, затем взвивается в воздух и опускается головой вперёд в ванный мешок; вода изливается вокруг него, заполняя мешок доверху — и готово! — заключил он с видом победителя. — А.Т. сможет пробыть под водой так долго, словно он на пару миль погрузился вглубь Атлантического океана.
— И через пять минут он захлебнётся.
— Ничуть! — откликнулся Профессор, самодовольно улыбаясь. — Примерно через минуту он спокойно отвернёт пробку в нижней части П.В. — и вся вода выльется назад в кувшин — опять готово!
— Но как же он выберется из мешка назад?
— А это, говорю я вам, — ответил Профессор, — составляет самую прекрасную часть всего изобретения. На внутренней стороне П.В. есть такие петельки для пальцев, по которым можно подняться наверх, вроде как по лестнице, только, возможно, с немного большими усилиями; и к тому времени, как А.Т. вылезет из мешка весь (кроме головы), он уже сможет перевернуться — тем или иным способом, закон притяжения уж поработает над этим. И вот он снова на полу.
— И слегка ушибленный?
— Ну да, слегка ушибленный, но зато принявший свою глубокую ванну — вот ведь что важно.
— Чудесно! Это почти невероятно! — пробормотал Под-Правитель. Профессор воспринял эти слова как комплимент и поклонился с благодарной улыбкой.
— Совершенно невероятно! — добавила миледи, намереваясь, очевидно, перещеголять супруга в любезности. Профессор поклонился и ей, но на этот раз без улыбки.
— Уверяю вас, — серьёзно сказал он, — что если только моя ванна была изготовлена, я принимал её каждое утро. Я совершенно точно уверен, что заказал её; единственное, в чём я сомневаюсь, это сделали её в конце концов или не сделали. Не могу вспомнить, после стольких-то лет…
В этот момент дверь начала очень медленно и скрипуче растворяться, и Сильвия с Бруно, вскочив, бросились навстречу хорошо знакомому им звуку шагов.
ГЛАВА III
Подарки ко Дню рождения
— Вот и мой брат, — предостерегающим шёпотом произнёс Под-Правитель. — Говорите же, да поскорее!
5
В книге «Льюис Кэрролл и его мир» Дж. Падни рассказывает со слов первого биографа Кэрролла и его племянника Стюарта Коллингвуда, что в своей квартире в Крайст Чёрч Колледже Кэрролл собрал обширную медицинскую библиотеку, которой не погнушался бы и настоящий врач. Толчком собиранию книг, продолжает Падни, послужило потрясение, испытанное Кэрроллом, когда он наблюдал приступ эпилепсии у студента. «Я благодарен судьбе, что в ту минуту проходил мимо, — писал он, — и получил возможность быть полезным в этих чрезвычайных обстоятельствах. Я понял, насколько беспомощным делает нас невежество, и дал себе слово прочитать какую-нибудь книгу о непредвиденных обстоятельствах, что, мне кажется, следует сделать каждому». Начал Кэрролл с книги «Советы оказавшимся в непредвиденных обстоятельствах». По завещанию Кэрролла его библиотека перешла к его племяннику Бертраму Коллингвуду, ставшему профессором физиологии в больнице «Сент-Мери» в Паддингтоне; там в тридцатые годы прошлого века открылось детское отделение имени Льюиса Кэрролла. (См. Падни Дж. Льюис Кэрролл и его мир. М., 1982. Пер. В. Харитонова. С. 66–68.)