Напоследок позвольте воспользоваться случаем и обратить внимание на успешный, льщу себя надеждой, пример имятворчества на с. 41 первого тома. Не правда ли, имя «Себемет» прекрасно передаёт характер Под-Правителя? Благосклонный читатель, несомненно, понимает, насколько бесполезным в хозяйстве предметом является медная труба, пока она просто лежит у вас на полке, и вы в неё не дуете![68]
ГЛАВА I
Бруно делает Уроки
В течение последующих двух месяцев я жил одними воспоминаниями, настолько невыносимо скучной и унылой казалась мне теперь моя одинокая городская жизнь. Я тосковал по милым моему сердцу друзьям, которых оставил в Эльфстоне, по нашим чаепитиям, во время которых мы неспешно рассуждали об учёных материях, по тому взаимопониманию, которое придавало рождавшимся при этом идеям живую и чёткую реалистичность; но чаще всего я вспоминал свои встречи с двумя сказочными существами — а может, видениями из сна, ибо я так и не решил загадки, кем или чем те детишки были на самом деле, — чья непосредственная шаловливость волшебным светом озарила моё существование.
Сидение в конторе, которое, как я подозреваю, низводит большинство людей до умственного состояния кофемолки или стиральной доски, проходило своим чередом — именно в такие жизненные пробелы, в такие вот часы опустошения, когда пресыщенному аппетиту уже несносны книги и газеты и когда истомлённый унылой созерцательностью человек силится — причём безуспешно — населить пустое пространство милыми лицами отсутствующих друзей, горечь настоящего одиночества ощущается сильнее всего.
Однажды вечером, чувствуя себя особенно изнурённым такой жизнью, я прямо из конторы отправился в свой клуб — не то чтобы в надежде повидаться с кем-либо из приятелей, ибо весь Лондон к этому времени «переехал в деревню», но в предвкушении хотя бы услышать «сладкие слова человеческой речи» и принять участие в простом человеческом обмене мнениями.
Тем не менее, первый же человек, которого я там повстречал, оказался именно приятелем. Эрик Линдон развалясь сидел в кресле и с довольно-таки «скучным» видом читал газету. Мы тот час же предались беседе, даже не пытаясь скрывать обоюдного увлечения.
Спустя некоторое время я всё-таки отважился перейти к главному предмету, который завладел моими мыслями, стоило мне увидеть Эрика.
— А что же наш Доктор? — Это имя, принятое нами по молчаливому согласию, было удобным компромиссом между официальным «доктор Форестер» и фамильярным «Артур» — на последнее Эрик Линдон едва ли имел в моих глазах право. — К этому времени он, я полагаю, уже прибыл на новое место? Адрес его вам известен?
— Я думаю, он всё ещё в Эльфстоне, — ответил Эрик. — Только я не бывал там с тех пор, как мы с вами последний раз виделись.
Какой части этого сообщения было сильнее дивиться?
— А позвольте спросить — если только это не будет нескромностью с моей стороны, — когда же прозвенят для вас свадебные колокола? Или, быть может, они уже прозвенели?
— Нет, — отвечал Эрик ровным голосом, не выдающим и тени эмоций, — с тем соглашением покончено. Я всё ещё «Бенедикт-холостяк».[69]
Тут уж на меня нахлынули такие лучезарные мечты о возможности нового счастья для Артура, что дальше я всё равно не смог бы связно вести беседу, поэтому был рад первому же приличному предлогу, чтобы уединиться в тишине.
На следующий день я написал Артуру, сделав ему суровейший выговор за долгое молчание, который только смогло вывести моё перо, и потребовал, чтобы он без промедления написал мне, как у него обстоят дела.
Ответ должен был придти только через три или четыре недели, а вероятно и позже; никогда ещё дни мои не тащились от утра к вечеру с такой несносной медлительностью.
Однажды после полудня я, чтобы скоротать время, отправился на Кенсингтон-Гарденз[70] и, бесцельно бродя в парке по всем подворачивающимся дорожкам без разбору, вскоре почувствовал, что случайно забрёл на совершенно не знакомую мне тропку. К этому времени я и помнить не помнил ни о каких «наваждениях», и думать забыл о возможности встречи с моими сказочными друзьями. И вот, представьте себе, я замечаю маленькое существо, снующее в траве, окаймляющей мою тропинку. Это существо не походило на лягушку или насекомое, или какую-либо иную живую тварь, которую всякий узнает с первого взгляда. Осторожно опустившись на колени и сложив ладони крышечкой, я изловил непоседу — и тут же затрепетал от изумления и радости. Моим пленником оказался Бруно собственной персоной!
Бруно воспринял своё пленение совершенно хладнокровно, и когда я поставил его на землю возле себя, чтобы легче было с ним разговаривать, он тот час же затараторил, словно мы расстались всего несколько минут назад.
— Знаешь, какое Правило есть у тех, кто поймает Эльфа, пока Эльф сам не скажет, где прячется?
— Нет, — ответил я. — Я даже не знал, что существуют какие-то правила для ловцов Эльфов.
— По-моему, ты имеешь Правило меня съесть, — сказал малыш, с ухмылкой превосходства глядя на меня снизу вверх. Как и прежде, его словоупотребление слегка отличалось от общепринятых норм. — Только я не совсем проверен. Ты пока не ешь, мы лучше спросим.
Что ж, подумал я, весьма разумно — не совершать неотменимого поступка, особенно такого, пока не наведёшь справок.
— Разумеется, я сначала спрошу, — заверил я. — К тому же я ещё не знаю, стоит ли тебя вообще есть.
— Стоит, стоит, потому что я очень вкусный, — довоным тоном ответил Бруно, словно этим стоило гордиться.
— А что ты здесь делаешь, Бруно?
— Сейчас меня зовут не так! — заявил маленький проказник. — Ты что, не знаешь, что меня зовут «Ох, Бруно!» Сильвия меня так всегда называет, когда я отвечаю уроки.
— Так что ты здесь делаешь, Ох, Бруно?
— Уроки делаю, что ж ещё! — Ответ сопровождался плутовским блеском глаз — как всегда, когда Бруно знал, что его ответ поставит собеседника в тупик.
— Ого, значит, вот как ты делаешь свои уроки? Наверно, так тебе лучше запоминается?
— Мои уроки легко поминаются, — сказал Бруно. — Вот уроки Сильвии, так те просто ужас как поминаются! — Он нахмурился, словно мучительно пытался что-то обмозговать, и постучал себе по лбу костяшками пальцев. — Не могу так сильно думать, чтобы их выучить! — в отчаянии признался он. — Тут, наверно, нужно думать вдвойне!
— А куда подевалась Сильвия?
— Хотел бы я это знать! — расстроено произнёс Бруно. — Что за польза сажать меня за уроки, когда она уходит и не может объяснить мне трудные места?
— Так я поищу её. — Встав с колен и склонясь пополам, я обошёл дерево, высматривая Сильвию в траве. Прошла всего минута, и вновь я заметил необычное существо, рыскающее среди травы. Опустившись на колени, я нос к носу столкнулся с бесхитростным личиком Сильвии, которое при виде меня осветилось радостным удивлением, и услышал так хорошо знакомый мне мелодичный голосок. Мне показалось, что это было окончанием предложения, начало которого я пропустил:
— …а сейчас, наверно, он должен уже выполнить все свои задания. Можно возвращаться к нему. Вы ведь пойдете со мной? Он с той стороны — надо только обойти вокруг дерева.
У меня на это потребовалась бы всего пара шагов, но для Сильвии путь был неблизок, поэтому каждый шаг я делал медленно-медленно, чтобы малютка не отстала и не потерялась из виду.
Найти задания Бруно было проще простого: они были написаны чётким почерком на широких и гладких листьях плюща, беспорядочно разбросанных на пятачке голой земли, с которого повыщипали всю траву, вот только нигде не было видно самого изнурённого школяра, который, вообще-то, в данную минуту должен был над ними корпеть; мы искали его тут и там, и долгое время безуспешно, пока, наконец, острые глазки Сильвии не высмотрели братца, раскачивающегося на усике плюща, и тогда она строгим голосом приказала ему немедленно возвращаться к terra firma[71] и заняться насущными делами.
68
Далее в тексте Предисловия Кэрролл предлагает читателям новое упражнение на смекалку: определить по стихотворению Второго Профессора «Поросячий визг», случайно или намеренно тот или иной из «вступительных куплетов» содержит намёк на определённые события и персонажи романа. Переводчик вынужден был перестроить структуру «Поросячьего визга», отчего задача, к сожалению, отчасти лишилась смысла.
69
Герой комедии Шекспира «Много шума из ничего» — убеждённый холостяк, под конец всё-таки женившийся.
70
Кенсингтон-Гарденз — лесистый парк в западной части Лондона, примыкающий одной стороной к Гайд-Парку, а другой стороной к старому Кенсингтонскому дворцу (в нём родилась королева Виктория). Случается, литературные герои встречают в нём привидений (см., например, рассказ Уилки Коллинза «Прикосновение призрака»).