— Да откуда же возьмётся больше, недотёпа, — с дружеской нежностью пожурил его я, — коли ты близко к ней не подходишь? Неужто ожидаешь, что она сама сделает тебе предложение?
Артур невольно улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — этого я не жду. Но я неизлечимый трусишка. Теперь и сам это вижу!
— А причина, причина? Скажи, передавали тебе, по какой причине они расторгли помолвку?
— По многим причинам, — ответил Артур и принялся перечислять по пальцам. — Во-первых, выяснилось, что она вот-вот умрёт от… чего-то там, поэтому он расторг помолвку. Во-вторых, разведали, что он вот-вот умрёт от… чего-то другого, поэтому она расторгла помолвку. Затем всплыло, что майор — закоренелый картёжник, поэтому граф расторг помолвку. Далее… граф оскорбил его, поэтому майор расторг помолвку. Да, если всё перебрать, то какая уж тут помолвка!
— И всё это известно тебе из самых надёжных источников, не правда ли?
— О, конечно! И сообщено под строжайшим секретом! Эльфстоновское общество отнюдь не страдает от недостатка информации!
— И от сдержанности, я бы добавил. Нет, серьёзно, тебе известна настоящая причина?
— Я в полной темноте.
Вносить свет я чувствовал себя не вправе, поэтому перевёл разговор на менее захватывающий предмет — парное молоко, и мы сошлись на том, что завтра же утром я отправлюсь на ферму Хантера и Артур проводит меня часть пути, прежде чем вернуться к своим профессиональным обязанностям.
ГЛАВА III
Король-пёс
Следующее утро выдалось тёплым и солнечным, и мы вышли пораньше, чтобы вдоволь наговориться перед тем, как Артур вынужден будет отправиться по делам.
— А бедноты в округе побольше, чем обычно бывает в городках, — заметил я, когда мы проходили мимо скопления лачуг, слишком ветхих, чтобы заслуживать названия деревенских коттеджей.
— Зато наши немногие богачи, — ответил Артур, — жертвуют побольше, чем обычно требует благотворительность. Так что равновесие сохраняется.
— И граф, я полагаю, не отстаёт?
— Щедрый даритель, это верно; но на что-нибудь большее у него не хватает ни сил, ни здоровья. Другое дело леди Мюриел. Она гораздо сильнее интересуется школьными делами и бытом наших обывателей, чем это показывает.
Так мы шли, обсуждая виды; Артур помахивал своей тростью. Внезапно он вознамерился обезглавить высоченный ствол чертополоха, росший у обочины. За этим стволом я с изумлением приметил Сильвию и Бруно и попытался удержать Артурову руку, только было поздно. Задела их его трость или нет, я не сумел разглядеть, во всяком случае они не обратили на неё никакого внимания, но весело заулыбались и помахали мне. Я сразу понял, что они только мне видимы — «наваждение» Артура не коснулось.
— Тебе что, чертополоха жалко? — недоумённо спросил он, только и всего.
— Послушайте, он своей палкой мне чуть голову не проткнул! — крикнул Бруно. (Детишки уже обежали вокруг чертополоха и завладели моими руками.) — Прямо под бородой! Хорошо, что я не чертополох!
Тут я не удержался и процитировал:
— В мастерстве выдавать неожиданные и несообразные цитаты, — засмеялся Артур, — немногие могут с тобой потягаться, а равных вовсе нет.
Минуя место, где от дороги ответвлялась аллея, ведущая к побережью, я заметил одинокий силуэт, удаляющийся по ней в сторону моря. Пешеход находился уже на порядочном расстоянии, спиной к нам, но я не мог ошибиться — это была леди Мюриел. Артур не заметил её — он смотрел в другую сторону, на сгущающиеся дождевые облака, а я смолчал, зато попытался придумать какой-нибудь правдоподобный довод, чтобы убедить его возвращаться берегом.
Такая возможность тот час же представилась.
— Что-то я устал, — сказал мой друг. — Неблагоразумно мне идти дальше. Поверну-ка я прямо здесь.
Я повернул вместе с ним, и мы прошли несколько шагов в обратную сторону. Стоило нам поравняться с боковой аллеей, я как можно безразличнее сказал:
— Не иди ты по этой дороге. Слишком жарко и пыльно. Пройдись по аллее, затем берегом моря. Дорога выйдет не длиннее, а ты подышишь морским воздухом.
— Да, так и впрямь будет лучше, — согласился Артур, но в этот миг леди Мюриел показалась у нас в виду, и он замолк. — Нет, путь получится кружной. Правда, там у берега попрохладнее… — Он в нерешительности остановился, глядя то вперёд, то назад — удручающий портрет слабоволия в достижении цели!
Затрудняюсь сказать, сколько продлилась бы эта унизительная сцена, будь я единственным внешним побудителем, но в эту минуту Сильвия, проявив молниеносную решимость, достойную самого Наполеона, взяла дело в свои руки.
— Сбегай за ней, Бруно, и поверни её в нашу сторону! А я займусь этим. — Тут она ухватилась за трость, которую держал Артур, и легонько потянула её в сторону аллеи.
Артур пребывал в совершенном неведении, что его трость повинуется чьей-то чужой воле помимо его собственной. Мой друг, несомненно, решил, что трость приняла горизонтальное положение просто потому, что он указал ею вперёд.
— Там случайно не ятрышник пробивается из-под изгороди? — спросил вдруг Артур и сам удивился своему вопросу. — Впрочем, прекрасное решение проблемы. Нарву себе по дороге.
Тем временем Бруно подбежал сзади к леди Мюриел, а затем, непрестанно прыгая вокруг неё и покрикивая (а его крики мог слышать только я один), словно погонял овечку, он ухитрился развернуть её кругом и направить её шаги в нашу сторону. А она так и не оторвала затуманенного взора от земли.
Наша взяла! И поскольку уже было ясно, что не пройдёт и минуты, как влюблённые, которых наши старания направили друг навстречу другу, неминуемо встретятся, я повернулся и зашагал прочь, надеясь, что Сильвия с Бруно последуют моему примеру. Ведь ни Артуру, ни его доброму ангелу посторонние зрители не нужны.
«Как там у них, интересно?» — гадал я, в полузабытьи шагая прочь.
— Они поздоровались за руку, — сказал Бруно, семенивший слева, в ответ на мой мысленный вопрос.
— И вид у них такой счастливый! — добавила Сильвия справа.
— Отлично, пойдёмте же отсюда побыстрее, — сказал я. — Жаль, что я не знаю кратчайшей дороги до фермы Хантера.
— В этом коттедже, наверно, знают, — сказала Сильвия.
— Знать-то знают… Может, сбегаешь да спросишь, а, Бруно?
Не успел Бруно рвануться, как Сильвия со смехом его задержала.
— Подожди минуточку, дай сделаю тебя видимым.
— И слышимым тоже, верно? — сказал я, а она вытащила драгоценный камень, висевший у неё на цепочке на манер медальона, и махнула им над головой брата, а затем тронула медальоном его глаза и губы.
— Верно, — отвечала она мне, — вы знаете, однажды я сделала его слышимым, но забыла сделать видимым! И он отправился в лавку купить сладостей. Продавец так перепугался! Ведь получилось, что из воздуха раздался голос: «Дайте мне, пожалуйста, две унции леденцов из ячменного сахара!» А тут ещё шиллинг — дзынь! о прилавок. А продавец и говорит: «Я тебя не вижу!» А Бруно отвечает: «Это не важно, ведь шиллинг вы видите?» Но продавец сказал, что он ни разу ещё не продавал леденцов тем, кого не видно. Так что нам пришлось… Ну вот, Бруно, готово! — И Бруно тотчас умчался.
Пока мы дожидались его возвращения, Сильвия была занята тем, что делала видимой саму себя.
— Довольно неудобно, — пояснила она, — разговаривать с людьми, когда они не видят ни его, ни меня.
Спустя пару минут Бруно вернулся. У него был расстроенный вид.
— Там был хозяин с друзьями, и он был сердитый, — сообщил Бруно. — Он спросил меня, кто я такой. Я говорю, я Бруно, а они кто? Тогда он говорит, это мой браток, а это моя сестричка, и другие бездельники мне тут не нужны! Так что дуй отсюда! А когда я его спросил: «В какую сторону мне подуть?» — он как заорёт: «Брысь!» Вытолкнул меня и дверь закрыл!
74
Рассказчик цитирует роман Генри Лонгфелло «Гиперион», кн. 3, гл. VI, главный герой которого, в свою очередь, наизусть читает это стихотворение целиком, добавляя, что это перевод стихотворения немецкого поэта Людвига Уланда (1787–1862). Перевод его на английский принадлежит самому Лонгфелло. Читателям в России Уланд известен по переводам Жуковского.