— Ведём следствие, — сообщила леди Мюриэль, поспешив нам навстречу. — И позволяем вам, как Соучастникам до События Преступления, выложить всё, что вы знаете об этих цветах.
— Соучастники до События Преступления на вопросы отвечать отказываются, — внушительно проговорил я. — И они оставляют за собой право на защиту.
— Так-так. Требуем назвать Сообщников с целью облегчить свою участь. Цветы исчезли ночью, — сказала она, обращаясь к Артуру, — и мы совершенно уверены, что никто в доме к ним не притрагивался. Похититель должен был влезть в окно…
— Но задвижки не повреждены, — сказал граф.
— Это случилось, должно быть, когда вы ужинали, миледи, — сказала экономка.
— Так и было, — согласился граф. — Вор, скорее всего, видел, как вы несли букет, — обернулся он ко мне, — и обратил внимание, что вы не уносили его. Он, вероятно, понимал огромную ценность цветов — а они просто бесценны! — воскликнул граф с внезапным возбуждением.
— К тому же вы так и не сказали нам, где вы их взяли, — напомнила леди Мюриэль.
— Как-нибудь, — промямлил я, — меня, возможно, освободят от запрета рассказывать. А пока извините меня, ладно?
Граф выглядел расстроенным, и всё же вежливо сказал:
— Ничего не поделаешь, придётся извинить.
— Запомним, что облегчить свою участь вы не пожелали, — игриво добавила леди Мюриэль, когда мы входили в беседку. — Мы обвиняем вас в соучастии, и мы приговариваем вас к одиночному заключению. На хлебе и… масле. Сахару хотите?
— Но всё же это довольно неуютно, — продолжала она, когда «земные блага» были как подобает расставлены на столе, — знать, что в доме побывал вор — места у нас всё-таки глухие. Вот если бы цветы были чем-то съестным, можно было бы заподозрить вора совершенно иного рода…
— Вы имеете в виду это универсальное объяснение всех загадочных исчезновений — «кошка съела»? — спросил Артур.
— Да, — ответила она. — Как было бы удобно, если бы все воры имели один и тот же облик! Это так всё запутывает, когда одни из них четвероногие, а другие двуногие!
— Я вижу в этом, — сказал Артур, — любопытную проблему из области телеологии… науки о конечной причине, — добавил он в ответ на вопросительный взгляд леди Мюриэль.
— И что же такое эта ваша конечная причина?
— Скажем так: последнее событие из ряда событий, связанных одно с другим, когда каждое предыдущее событие ряда является причиной последующего, ради которого, собственно, и имело место самое первое событие.
— Но тогда последнее событие фактически является следствием самого первого, не так ли? А вы называете его причиной!
Артур на минуту задумался.
— Допускаю, что слова немного сбивают с толку, — произнёс он. — Решение вот в чём. Последнее событие является следствием первого, однако необходимость этого последнего события есть причина необходимости первого.
— Вполне понятно, по-моему, — сказала леди Мюриэль. — И как это применить к нашему случаю?
— Очень просто. Какую цель, по нашим понятиям, может иметь тот порядок вещей, согласно которому всякое живое существо определённого размера (грубо говоря) имеет определённый облик? Взять, например, человеческое племя; его представители — двуногие существа. Другая совокупность живых существ, начиная львом и заканчивая мышью, четвероноги. Спускаемся ещё на шаг или два, и видим насекомых с шестью ногами — гексаподов, красивое название, правда? Но красота, в нашем смысле слова, на глазах пропадает, чем дальше мы идём вниз: существа становятся всё более… Не хочу сказать «отвратительными», всё-таки Божье творение, но более нескладными. А когда мы берём микроскоп и спускаемся ещё на несколько шагов ниже, то находим тварей ужасно нескладных и с ужасным количеством ног!
— Можно придумать альтернативу, — сказал граф. — Ряд из повторяющихся diminuendo[56] особей одного и того же типа. Оставим пока вопрос о скучном однообразии такой последовательности, просто давайте взглянем на возможность такого пути. Начнём с человеческих существ и тех животных, в которых они имеют нужду — лошадей, коров, овец и собак — ведь пауки и лягушки нам не слишком-то нужны; верно, Мюриэль?
Леди Мюриэль аж передёрнуло — слишком болезненным был предмет.
— Обойдёмся как-нибудь, — со знанием дела ответила она.
— Так вот, получим вторую человеческую расу, высотой в пол-ярда…
— …у которой будет один источник возвышенного наслаждения, которого лишены обычные люди, — вмешался Артур.
— Какой источник? — спросил граф.
— Ну как же — величественность ландшафта! Судите сами: величественность горы — для меня — зависит от её размера по отношению ко мне. Удвойте высоту горы, и величественности ей тоже прибавится вдвое. Уменьшите наполовину меня — эффект будет таким же.
— О счастлив, счастлив Малышок! — захлопала в ладоши леди Мюриэль. — Лишь тот, кто мал, лишь тот, кто мал, понять Высот величье смог!
— Но позвольте продолжить, — сказал граф. — Дальше у нас будет третья раса людей, пять дюймов высотой; четвёртая раса, в один дюйм…
— Они не смогут питаться обычной говядиной или бараниной, сам посуди! — вмешалась леди Мюриэль.
— Верно, дочка, я и забыл. Каждая такая раса должна иметь собственных коров и овец.
— И собственную растительность, — добавил я. — Разве управится корова высотой в дюйм с травой, что колышется у неё над рогами?
— И то правда. У нас должны быть пастбища, так сказать, на пастбищах. Обычная трава послужит нашим дюймовым коровам этаким пальмовым лесом, в то время как вокруг каждого высокого стебля расстелется крохотный коврик микроскопический травки. Думаю, такая схема будет чудесно работать. И каким же любопытным окажется наш контакт с расами, что ниже нас! А какими милашками должны быть бульдоги ростом в дюйм! Думаю, что даже Мюриэль при виде их не сбежит.
— А ты не думаешь, что нам следует также иметь ряд crescendo?[57] — спросила леди Мюриэль. — Только представь человека в сто ярдов высотой! Ему понадобится слон в качестве пресс-папье и крокодил вместо пары ножниц!
— А ваши расы столь разных размеров будут друг с другом общаться? — спросил я. — Скажем, воевать или заключать договоры?
— Войны, я думаю, нам следует исключить. Когда вы способны одним махом стереть в порошок целый народ, вы не можете вести войну на равных. Но вот стычки умов в нашем идеальном мире вполне будут возможны, ведь мы, разумеется, должны будем признать мыслительные способности у всех безотносительно к размеру. Наверно, честнейшим правилом будет такое: чем меньше раса, тем сильнее её умственное развитие!
— Не хочешь ли сказать, — спросила леди Мюриэль, — что эти карлики ростом в дюйм способны будут спорить со мной?
— Именно, именно! — воскликнул граф. — Ведь логическая сила доводов не зависит от роста существа, которое эти доводы высказывает.
Леди Мюриэль с негодованием замотала головой.
— Я не стану вступать в пререкания ни с кем, кто меньше шести дюймов! — воскликнула она. — Я лучше посажу его за работу!
— За какую работу? — спросил Артур, с улыбкой восхищения слушая эту нелепицу.
— За вышивание! — не моргнув глазом, ответила леди Мюриэль. — Какую прелестную вышивку они смогут делать!
— Однако если они сделают что-нибудь не так, — сказал я, — то вы не сможете им ничего доказать. Не знаю почему, но согласен с вами, сделать это будет совсем нелегко.
— А вот почему, — ответила она. — Нельзя же настолько поступаться своим достоинством.
— Конечно нельзя, — эхом откликнулся Артур. — Точно с картошиной пререкаешься! Infra dig,[58] как говорили древние.
— Не уверен, — сказал я. — Даже древние каламбуры не вполне меня убеждают.