— Нет, — покачал он головой. — Я серьезно рискую — это правда. Но сейчас для меня главное — ты. Просто нам надо быть умными и осторожными. Никто не должен тебя видеть. В любой ситуации ты к этой квартире не имеешь никакого отношения.
— А какие могут быть ситуации? — растерялась Сима.
— Ну это я так, на всякий случай. Ничего не бойся. Эй, выше нос! Что делать, вот такая у меня работа… — развел он руками.
Они вышли из машины, «садами-огородами» прошли к нужному дому, и Вова первым скрылся в подъезде. Сима постояла в темноте двора еще несколько минут и, с величайшими предосторожностями прокравшись по лестнице, юркнула в приоткрытую дверь конспиративной квартиры.
Замок защелкнулся, и Сима сразу оказалась в тугом кольце его рук. Они начали раздевать друг друга еще в прихожей и, уже в недрах квартиры, упав на широкую постель, оказались абсолютно нагими.
— Родная моя, родная… — говорил он срывающимся хриплым шепотом, покрывая поцелуями все ее льнущее к нему тело. И потом тоже что-то все время говорил, но Сима не разбирала слов, упиваясь самим звучанием его голоса, и с умилением думала: «Да он болтун! Настоящий болтун…» Ей нравилось в нем все.
Они так и не заснули до самого утра. В воспоминаниях Симы эта ночь осталась зыбкой картинкой: темнота, размытая рассветом, нежные волны счастья, наплывающие одна на другую, и ажурное плетение слов.
— У человека, если, конечно, повезет, — философствовал Вова, — бывает только одна большая любовь и много влюбленностей. Они эту любовь никак не оскорбляют, но тоже очень важны, потому что придают жизни остроту, стимулируют, не позволяют закиснуть. И умная женщина это понимает и не устраивает трагедию, если муж немного расслабился на стороне. Как ты считаешь?
— Какой ты умный, — мурлыкала Сима, вполуха слушая его сентенции о многогранности любви и скользя губами по гладкой смуглой груди. — Какой красивый… — слегка прикусывала она его шею, — сильный…
— Ах ты, хитрая маленькая лисичка! — Он теснее прижал ее к себе. — Ну, говори, чего ты хочешь.
— О! Я многого хочу, — ворковала Сима. — Во-первых, я хочу, чтобы ты меня любил. Во-вторых, — загибала она его пальцы один за другим, поочередно целуя каждый из них, — чтобы холил и лелеял. В-третьих, скучал в разлуке. В-четвертых, я хочу, чтобы ты меня любил…
— Ты это уже говорила…
— Я помню…
— А чего же ты хочешь в-пятых?
— Чтобы ты рассказал мне о своем детстве. Наверное, ты был очень смешной маленький. Где живут твои родители?
— Во Владивостоке. Мы с тобой обязательно туда поедем. Сразу, как только я закончу здесь свою работу. Ты очень понравишься моей маме…
…Ранним утром Вова подвез ее к воротам санатория и уехал. Сима смотрела на исчезающую за углом «ауди» и чувствовала, как покидает ее разноцветная радость жизни, вытесняемая серой тоской одиночества.
Вожделенный вечер казался бесконечно далеким. Надо было как-то пережить этот день. «А еще лучше переспать», — усмехнулась Сима.
Но, едва переступив порог номера, она попала под прицел рентгеновских Наташиных глаз.
— Ну, удалось что-нибудь выяснить? — с места в карьер поинтересовалась та.
— Ты так спрашиваешь, как будто нет уже никаких сомнений в том, что он авантюрист! — возмутилась Сима.
— У меня лично их никогда и не было. А у тебя словно шоры на глаза надеты. Спишь с ним, а что о нем знаешь, кроме того, что он Вова и работает Штирлицем?
— Я знаю, что его родители живут во Владивостоке! — с вызовом сказала Сима. — И он, между прочим, хочет познакомить меня со своей мамой.
— Хорошо, что не в Гонолулу, — ядовито заметила Наталья.
— Ну при чем здесь Гонолулу?!
— А при том, что проехаться до Владивостока так же нереально. Да что с тобой говорить! — От досады Наталья пихнула кулаком подушку. — Хорошо! Допустим он весь такой засекреченный. А почему у него ногти грязные — ты сама сказала.
— Во-первых, я не говорила, что грязные. А во-вторых, если даже и так, то о чем это, по-твоему, свидетельствует? Что он маньяк, а под ногтями у него запекшаяся кровь невинно убиенных?
— Да ладно, ты не передергивай, — отмахнулась Наташа. — Хотя лично я бы не удивилась. Не бывает секретных агентов с рабочими руками.
— Ты-то откуда знаешь?!
— Оттуда, откуда и ты! — отрубила соседка. — Или он тот, за кого себя выдает, и тогда у него руки интеллигентного человека, или он Митя с пилорамы…
— Слушать тебя противно. А если он действительно рабочий человек, разве это позорно?
— А тогда зачем он врет, что он Штирлиц?!
Сима молчала.