— Нечего рассказывать, я просто заехал.
— Вот только давай без этого — заехал он просто, соскучившись по старушке-матери. Хлеба привез?
Симон улыбнулся себе в руки, потирая лоб пальцами, прям как в детстве, когда его ловили на вранье.
— К тому же ты играл, — она указала на скрипку, — а играешь ты только в особые минуты меланхолии.
Сколько он помнил, мама всегда такой была — все свои страхи и тревоги переводила в шутку, думая, что он не видит, как она переживает. И когда отец от них ушёл, она тоже только отшучивалась, говорила, что без него места больше и воздуха. А сама зависала на целые минуты в молчании, перестала общаться с их общими друзьями и курить стала в два раза больше. До сих пор столько курит.
— Макс обзавелся мужем. Официально. Я подумал, что не нужно портить ужин этим, лучше сказать сразу.
— Вон оно как? — она снова присела на кровать, по-деловому сложив руки на груди и заведя ногу за ногу, острые носы ее лодочек едва виднелись из-под штанин.
— Я вот всё думаю: если бы тогда не наломал дров, может, на месте того парня сейчас был я.
— Симон…
— Мм?..
— Милый, ты же знаешь, нельзя занять чьё-то место. У каждого из нас оно своё. У вас был рабочий союз, за коллег не выходят, это всё недолгосрочно.
— Я так не думаю. Кажется, мы могли бы…
— Твоё от тебя не уйдет, не после нескольких ошибок. Люди способны причинить зло, ничего специально для этого не делая. Иногда одного существования достаточно, чтобы сделать кого-то несчастным.
Она встала и обняла его за плечи:
— Отпусти это уже. Прошлого не существует. Тебе нужно с кем-то начать встречаться. Новая история.
— Я не могу, ты же знаешь. Не могу ни с кем даже разговаривать. А о чем-то большем думать противно.
— Просто подходящего пока не встретилось.
— Наверное, — согласился Симон, чтобы ещё больше не расстраивать маму.
Он прижался к её груди, пока она поглаживала его слишком короткие мягкие волосы.
— Ты всё ещё пахнешь, как в детстве.
— Ты тоже.
— Я всегда на твоей стороне.
— Я знаю.
— Я не говорила, когда вы были вместе, но сейчас можно: Макс мне не нравился.
— Почему? — он тихо усмехнулся её поддержке.
— Не знаю, ничего объективного: просто слишком ухоженный и красивый для мужика, а такие щёголи никогда не вызывали у меня доверия. Кобель — одним словом.
Симон засмеялся.
— Спасибо, мам.
— Пойдем ужинать. У меня есть хорошее вино.
— У кого был день рождения?
— У одной моей подруги, она недавно переехала из Польши, после развода… Тебе правда интересно?
— Конечно, иначе я бы не спрашивал, — он выпустил её из объятий и пошел следом на кухню, погасив свет в детской.
========== Часть 2 ==========
Он взбежал по широкой мраморной лестнице, миновал двустворчатые прозрачные двери и попал в банкетный зал. У прогуливающегося мимо официанта похитил с подноса бокал и вышел на лоджию, чтобы собраться с мыслями, осмотреться и из прочих вычленить нужный силуэт. Теплый воздух насыщал аромат сирени и гардении. Под легкое техно гости выпивали, общались и курили, повсюду сновали официанты. Симон позволил себе перевести дух, попивая золотистую жидкость из бокала на длинной ножке. Но как он ни старался отвлечься, мысль о несоответствующей случаю обуви возвращалась снова и снова. «Найки» были слишком уж не в стиле выбранного на скорую руку прикида, и этого Симон себе простить не мог. Дух Милана витает в воздухе, дух высокой моды, а он опоздал из-за задержки рейса, так ещё и в «найках», пусть и классических. Всего полчаса назад Симон закинул в гостиницу вещи, едва приняв душ, натянул более менее немятую футболку и надел приобретенный днём ранее в Лондоне светлый костюм из батиста в англиканском стиле. Вызвал такси, автоматически сунул ноги в кроссовки вместо оксфордов.
Он сделал еще глоток, замечая среди прочих нужный силуэт. Тонкие бретельки платья на хрупких плечах, струящиеся тёмные волосы, прямой пробор. Цветовая гамма её вечернего туалета напомнила рекламу Dior. Он поставил пустой бокал на поднос пробегающего мимо официанта и взял курс на цель. Кира уловила движение на периферии, но не успела обернуться, Симон уже поцеловал её, мазнув губами по щеке.
— Черт, Симон…
— Я всё-таки добрался, — шепнул ей на ухо, слегка перекрикивая музыку.
Показ от кутюр женской коллекции в Милане прошёл мимо, потому что в середине мая чересчур враждебный грозовой фронт и оттого сбои в расписании авиалиний.
— Выглядишь соблазнительно.
— А ты в кроссовках?
— Это всё спешка, — он забрал бокал из её руки и пригубил. — Где все наши?
— Многие уже на куда более веселой вечеринке. Я решила тебя дождаться.
— А здесь чем плохо?
— Я не люблю техно и весь этот официоз.
— Сказала дочка владельца ювелирного дома.
— У хороших девочек дурные привычки.
— Мне можешь не рассказывать. — Легкий ветер прошелся по террасе.
— Холодно? — погладив её плечи, Симон предложил пиджак, но Кира отказалась.
— Лучше обними.
Просьба не смутила, они дружили уже почти год, как раз со времен её первой недели моды в Нью-Йорке, и многие из окружения не сомневались, что они вместе. Он обнял её со спины, продолжая обсуждать планы на вечер, когда вдруг увидел то, отчего током прошило.
— Нужно позвонить Хлое, — решила девушка, накрывая руками его руки на своих предплечьях.
Но Симон не слушал, он всматривался в темный силуэт у самого края балкона. Разворот плеч, движение рук, и прикуривает этот, кто бы он ни был, склоняя голову в сторону.
— Что за?.. — Симон всматривался, до боли напрягая глаза, пока подруга разговаривала по телефону. Всматривался и не верил, ощущая иррациональный страх и трепет от гипотетической возможности встретить его случайно на одном из таких приёмов. А уже два года прошло. И самое гнетущее в этом — осознание собственной беззащитности всего лишь перед ощущением, намеком прошлого.
А силуэт приближается и обретает цвет: кожаная куртка, белая футболка под ней, черные джинсы. Кто-то, очевидно, с корабля на бал. И дальше Симон не видит, потому что жмурится так, будто уголек от той самой сигареты попал в глаз, потому что это — не он. Никогда не он.
Мужчина поравнявшись с ними, останавливается, зажимая сигарету зубами слегка, точно так же…
— Всё нормально? — спрашивает Кира, чувствуя, насколько жестче стало кольцо рук, в котором она грелась.
Симон смотрит вновь: вблизи это совсем другой человек. И легче не становится. Подсознание продолжает подкидывать сюрпризы в самые неподходящие моменты. Просто переглючило, всему виной рост и… И ещё что-то в нём.
— Алекс — Симон, Симон — Алекс, — говорит Кира быстро, видно, что не хочет тратить время на представление. С этим парнем подруга ведет себя резко. Тон Симону не нравится, так Кира разговаривает только с бывшими, фанатами и лже-подругами. Она говорит, а Симон оценивает оппонента, пытаясь понять, кто же он, этот Алекс.
Элегантный? Едва ли. Скорее спортивный, быстрый. Нравится? Нет. Категорично, будто прошлому в отместку. Интерес вызывает все же, но только по одной причине, курит он так же, а ещё щурится. Симон не может перестать разглядывать его: прямой ровный нос, слишком короткие, чтобы определить цвет, волосы, губы средние, верхняя слегка приподнята, что абсолютно не сочетается с напряженным выражением глаз и… Шрамами? Два неглубоких ожога: круглый — на виске, а второй вдоль скулы. Парни с такими ожогами губки не накачивают, а значит у этого Халка от природы такой чувственный рот. Симон не может понять — сексуально оно или противоестественно отталкивающе. А Алекс смотрит только на девушку, разговаривает сдержанно, мало и тихо, на все его реплики она огрызается. Симон перехватывает руки на её предплечьях крепче, будто подбадривая, а потом начинает замечать сходство, только уже не с Максом, а с Кирой. А ведь она всем говорит, что у нее от природы такие губы — ни пластики, ни инъекций. Он проверяет дальше: сходство есть и в форме лица, разрезе глаз. Брови у Киры другой формы, оно и понятно.
— Так это твой брат? — не выдерживает, потому что любопытный по вине всё той же природы, но раскованный от второго бокала.