Словом, благодарственная эйфория вскоре стала для нас блекнуть. И к середине 90-х годов в головах наших родилась новая «спасительная» идея — переименование.
У Сергея Михалкова есть басня «Лев и осел». Однажды кто-то в шутку или по ошибке повесил на клетке льва в зоопарке табличку: «Осел». Проходящая мимо публика удивлялась несходству, но — мало ли какие аномалии попадаются в природе… Напрасно царь зверей уговаривал, доказывал: «Ребята, это неправда, я истинный Лева!» — рычал, тряс рыжей гривой… Басня заканчивается так: «И как-то на заре из логовища льва вдруг донеслось ослиное "и-а-а-а"…» То есть сама жертва дезинформации уверовала в приписываемый ей образ.
То, чем мы себя обычно считаем, есть сумма наших отражений в окружающем пространстве. Если сместить точку зрения, увидим совершенно иную картину, ничего общего не имеющую с нашим представлением о себе. Присвоив этот чуждый образ, мы как бы перечеркиваем сложившиеся отношения с миром и устанавливаем возможность других отношений, в которых не будет прежних разрушительных, губительных для нас тенденций.
Например, на прилавке — сало, на голове у продавщицы — чепчик. Разрешите представиться: «Я не Вася, за которого все принимали меня до сей поры, я — продавщица в чепчике, которая торгует салом». Или — наблюдаю летящий на посадку самолет и собаку, пьющую из лужи: «Я тот самый самолет, который летит мимо собаки, пьющей из лужи». Или — смотрю на начальство, которое тискает секретаршу: «Я — начальник, целующий секретаршу». Этого оказывается достаточно, чтобы гаишники, постоянно штрафовавшие меня, отныне отдавали мне честь. Ибо давешнего неудачника Васи они перед собой не обнаруживают…
Одно неудобно: выглядеть круглые сутки салом или самолетом — непросто… Нет-нет да и проскользнут сквозь маску выдающие нас «паспортные» черты. Что ж, не будем держаться жестко за один образ — будем менять их, как носовички, хоть сто раз в минуту. Эта процедура получила у нас название «скользящего» переименования: безостановочно прячемся за любые встречные предметы, явления, возникающие в поле зрения, свободно комбинируем их названия, не задумываясь о «дозволенных» грамматических-синтаксических связях между ними. Скажем: «Я тот, кто закутывает сало в чепчик», «Я та лужа, которая летит на собаку и пьет самолет», «Я левый ус начальника, секретарящего поцелуй». Вроде бы панацея найдена: смотри неусыпно вокруг — и объявляй себя без пауз одним, другим, третьим… Совокупность автопортретов сложится в универсальный образ исходного Я — того самого куратора-шефа.
Правда, маленькое сомнение: для чего куратору доказывать самому себе, что он многолик? Что за утомительная потребность? Иными словами, тот ли это оператор, чье кресло манит нас? Вместо ожидаемой безоблачной жизни — бессменная потогонная работа, вызывающая, в конечном счете, раздражение, отторжение…
Шло время. И, повздыхав печально по поводу ненадежности собственных изобретений (а их было намного больше, здесь описана только часть), мы поняли, что развивать Симорон можно в двух направлениях. Первое. Безжалостно развенчиваем эфемерность, утилитарность всего, за что держимся. Обеспечиваем такое капитальное «срывание крыш», чтобы некогда было задуматься о том, где ты находишься и что с тобой происходит. Выбиваем себя из контекста осязаемой реальности, ввергаемся в пучину абсурда, парадоксов, иносказаний, рассчитывая, что творческое наше Я, вскрытое таким способом, само по себе зазвучит в полный голос, наступив на горло «малоформатному» бытовому опыту. Естественно, опыт этот ни в коем случае не должен быть печкой, от которой мы пляшем: если держать в тылу задание — менять жизнь в лучшую сторону, двигаться к здоровью, достатку и т. п., — крыша далеко не улетит. Будет буря в стакане воды, то есть просто шипучка, газировка. Ну а перережем канат, привязывающий нас к этому миру, — по какому адресу нас тогда искать?… Иными словами, описываемый вариант — для десятка смельчаков, рискующих потерять или приобрести все одним махом. Которым в принципе никакой Симорон не нужен. На худой конец — в их распоряжении куча способов психологического экстрима, медитативной или галлюциногенной самонаркотизации…
А как же быть с остальным народонаселением, не склонным к каскадерству? Для него — направление № 2. Честная кукла вряд ли ответит себе на вопрос, какой род занятий, какая судьба для нее перспективнее. Ниточки дергает кукловод, и совершенно очевидно, что, поскольку такая работа ему интересна, это — не бесстрастный всевидящий Абсолют, Хозяин, Автор, а лишь персонаж вселенского театра, занимающий чуть более высокую иерархическую ступеньку, нежели личность. И сыграть с ним партию «кто кого», не так уже сложно. Перехватив их, ниточки, мы обнаружим дороги, о существовании которых, возможно, и не ведали. И, если таковое случится, с удовольствием, вдохновенно двинемся в новых направлениях, напрочь забыв о темах-проблемах, которым были отданы силы в прежние времена. Во всяком случае, заботиться о них уже не придется: они разрешатся походя, без наших стараний…
Итак-честность. Не опираемся на домыслы-помыслы, не оглядываемся на авторитеты. Даже на тот, в руках которого, возможно, упряжь для всех управителей. Разобраться бы с синицей в собственной руке, прощупать ее пальцами… Стерильно вымытыми, так чтобы не осталось никаких следов от соприкосновения со вчерашним днем. И от попыток ухватиться за завтрашний. Вот фундамент, на котором, как нам представляется, можно построить систему.
И она построена. Прошло немало времени, но теперь Симорон — есть. Где-то в глубинах нашей психики сваленные в груду крылья и двигатель, киль и шасси собираются в невиданное летающее устройство. И тысячи людей в разных странах и городах, оседлав его, устремляются в полет. Свободный полет свободной души-тела вне традиционных пунктов отбытия и прибытия. Как это происходит — узнаете из книги, которая перед вами. И которая категорически не предложит вам:
драться…
протискиваться…
жаловаться…
высмеивать…
возвеличивать…
принижать…
просить…
требовать…
опровергать…
доказывать…
истолковывать…
Можете сами продолжить этот «джентльменский набор» игр. Безысходных, как беготня белки в колесе. За пределами которых — новое качество жизни. Не пристегиваемое ни к чему и ни к кому. Неподдельное.
Первые слова по поводу Симорона сказаны. Если они прорисовали в вашем сером веществе тропинку, можно приступить к ее расширению путем листания следующих страниц. Но — рекомендуем все же сдать мини-зачет: насколько понято то, что должно быть понято. Дабы не случилось заторов на дальнейшем пути.
«Человек напоминает собой айсберг: внизу, под водой, — его главная, невидимая основа, снаружи — наблюдаемая верхушка. Подводный фундамент задает тональность этой верхушке — примерно так, как артист кукле, надетой на руку. Если кукловод исправно выполняет свои обязанности, то и ведомый им персонаж демонстрирует уверенность, силу, благополучие. Но стоит управляющему отвлечься-увлечься, как вверху начинаются шатания… Забывчивым его делает, скорее всего, пылкий интерес к тому, что происходит над ватерлинией. Представьте себе футбольного судью, который, возбужденный игрой, сам побежал за мячом…
В нашей жизни такое происходит довольно часто — начинается игра без правил. Нельзя ли перевернуть ситуацию наоборот — так, чтобы в нужную минуту кукла могла занять позицию своего шефа? Используя его масштабные возможности, она наверняка увидит выход из любых неожиданностей.
В течение многих лет мы, авторы симоронской идеи, пытались найти короткий и эффективный путь к осуществлению этой задачи. Ее удавалось решить частично. Причиной была неточная исходная установка: наделение кукловода универсальными свойствами, приравнивающими его к Абсолюту В этом случае открытым остается вопрос, как вообще возможны промахи со стороны столь совершенной инстанции. И как объяснить необходимость исправления своих ошибок, приписываемую ей (приемы «благодарения», «переименования» и т. п.)