— Вам даже рядом стоять нельзя, — криво улыбнулся Бэкхён. — Да, это заметно. Всегда было заметно. Поставь вас рядом, и вы сразу же как будто в какой-то собственный мир выпадаете.
— Но ведь должна же быть причина… — с тихим отчаянием пробормотал Хань. — Хоть что-то.
— Может, вы в прошлой жизни любили друг друга, — с озорными искорками в глазах предположил Бэкхён.
— Да ну тебя! Я тут серьёзно вообще-то! — обиделся Хань.
— А я тоже серьёзно. Ну скажи мне, что тебе это даст? И почему ты думаешь, что дело в геноме или ещё в чём-то вещественном? Почему бы просто не признать, что вы с ним друг друга любите? Зачем тебе надо непременно проверять гармонию алгеброй? Чтобы откреститься от собственных чувств? Охотно верю, что это очень удобное оправдание, но пока у тебя его нет, так? Побуду Нострадамусом: у тебя его никогда не будет, оправдания этого. И для меня это выглядит именно как любовь. Всё это. — Бэкхён неопределённо повертел рукой. — Он увидел что-то в тебе, что-то такое, что ему необходимо. И ты увидел в нём то, что было необходимо тебе. И, хён, когда двух парней тянет друг к другу настолько сильно, что они больше никого не замечают, ничем другим это и не назовёшь. Сам скажи, будь это просто… чувственное удовольствие, секс, ты на этом остановился бы? Сомневаюсь. Если бы это было так, после исчезновения Кая ты бы потужил немножко и нашёл себе кого-то ещё. Правильно? А ты не нашёл, даже и не искал, в общем-то. И он — не нашёл. Вместо этого вас обоих угораздило снова встретиться и начать всё сначала. Друг с другом. Хён, не занимайся ерундой и думай о том, что делаешь сейчас. Это намного важнее, потому что, кажется, я тебе верю. Верю, что Чонин сможет вернуться.
Хань открыл биокамеру через два месяца. Неуверенно стянул чехол, опасаясь поначалу смотреть сквозь стекло. Показатели на приборах и компьютерный анализ твердили, что всё уже в порядке — внешне. Но Хань боялся всё равно. Не то чтобы он не хотел видеть Чонина с ранами на теле, просто смотреть ему было бы больно. Чунмён с самого начала настаивал на отстранении Ханя от проекта, пока Чонин не восстановится в достаточной степени. И Чунмён до последнего запрещал Ханю приближаться к криокамере, выставил вон, когда Чонина перемещали в биокамеру. Идея с чехлом тоже принадлежала Чунмёну.
— Ты ведь сам знаешь его. Он не хотел бы, чтобы ты смотрел.
— Я тоже врач, — упрямился Хань. — Я видел всякое.
— И ты хочешь, чтобы это мучило его потом?
Вот тут Хань и сдался. Ну а когда чехол всё же снял, долго собирался с силами. Возможно, не зря. Чонин за стеклом выглядел спящим. А ещё — пятнистым. И белых пятен на нём было куда больше, чем пятен с родной смуглой кожей.
— Фототип кожи постепенно вернётся к исходному, — отметил Чондэ, перехватив его взгляд. — После того, как полное обновление клеток будет завершено. Ногти на руке тоже отрастут. Со временем. Кровообращение в норме, сердце тоже работает, а вот дышать сам он пока не может.
Хань кивнул и прижал ладонь к стеклу, снова разглядывая Чонина. Видел, как за спиной Чонина продолжает работать аппарат, подающий воздух и заставляющий Чонина размеренно дышать.
— Что с раствором?
— Думаю, можно постепенно менять состав и замедлять процесс обновления, — отозвался Минсок, поправил очки и скупо улыбнулся. — Готовь опять ножницы. Через пару недель у него будет такая же грива, как раньше. Моя итоговая таблица сигналит, что больше месяца вряд ли придётся его тут держать.
— По моим расчётам — недели три осталось, — проворчал Бэкхён. — Сэхун, у тебя что?
— Уже ничего. Всё на месте и в нужном состоянии. Можно мне домой? Я хочу сдохнуть на пару месяцев… — Сэхун потёр глаза. За это время его глаза выдержали дикое напряжение. Сейчас он уже носил очки, как и Минсок.
— Да, иди и отдохни как следует, — отпустил его Хань и вновь прилип к стеклу биокамеры, жадно разглядывая Чонина. До этого мига он даже не задумывался о том, как сильно скучал. Огромное количество работы вытеснило грусть на время и заставило забыться, но прямо сейчас Хань остро чувствовал тоску. Ему не хватало голоса Чонина, громкого смеха, таких разных улыбок, жара, озорных искорок в глубине тёмных глаз. И каждый кусочек Ханя хотел, чтобы Чонин любил его…
“Если ты всё помнишь, то без труда поймёшь, чего я от тебя жду”.
— Дошло, — тихо пробормотал Хань себе под нос и медленно провёл рукой по стеклу — словно погладил Чонина по голове. — Дошло, как до жирафа, на третий день, но всё-таки дошло.
— Ты ещё обними биокамеру и грозно зарычи: “Это всё моё”, — ехидно подсказал Бэкхён за его спиной.
— Это всё моё, — послушно повторил Хань, не отводя глаз от Чонина.
— Выглядит забавно, когда пятнистый. А это вот…
— Это родинка, — огрызнулся Хань, попытавшись одновременно оттеснить Бэкхёна от биокамеры.
— Прямо там? Ух ты…
— Бэкхён!
— Да я ж только посмотреть. Хочу себе такую. Это ж дико сексуально. По-моему, у Кая такой не было, да?
— Исчезни, — мрачно посоветовал этому умнику Хань, но тут же осёкся, потому что почувствовал, как к его ладони прикоснулись маленькие пальчики. Солли прижалась к нему боком, когда он крепко сжал её ладошку в своей.
— Папа скоро проснётся? — тихо спросила она и доверчиво улыбнулась Ханю, едва он кивнул ей.
— Но наша мышка всё-таки не сможет это повторить, — вздохнул Чондэ, возившийся с миниатюрной биокамерой в углу. — Процесс застрял на сорока процентах. Клетки перестали восстанавливаться. Понятия не имею, почему.
— Исчерпали ресурсы, — предположил Бэкхён. — Геном мышки не был улучшен на один процент.
— Угу, — подтвердил Чунмён, ковырявшийся в таблицах. — В норме регенерация имеет ограничения. В случае с мышью мы исчерпали запас. То, что есть сейчас, уже не в состоянии усваивать питательные вещества из раствора. Даже кальций… на последней стадии формирование костей нарушено. Даже аппликация стимулирующих рост клеток прошла без результата. Думаю, подобное синтезирование и комплексные операции возможны только в случаях, когда пациенты перенесли аппликацию улучшенного генома с укреплёнными связями, как у Чонина. Форсированная способность к обучению, выходит, напрямую связана с живучестью. Или же вы где-то накосячили и улучшили что-то не то. То есть, улучшили что-то такое, что помогло в случае Чонина.
— Вот вылезет он из биокамеры, так ему и объяснишь, — ядовито прокомментировал Бэкхён.
— Вот ещё! И почему это я должен что-то объяснять, если накосячили вы? И вообще, может, меня тут уже не будет? — Чунмён на удивление поспешно собрался и рванул к выходу, бросив напоследок: — Вечно с вами проблемы какие-то! Студенты-медики, чтоб вас!
— Не, а сам-то? — возмутился Бэкхён, полюбовавшись на захлопнувшуюся дверь.
— Уймись, — посоветовал Хань. — У него скоро помолвка с Чжису, вот и переживает. Боится, что Чонин его осудит или вообще обвинит их вместе с Чжису, что они рога ему наставили.
— Пф, по-моему, Чонин раньше рога наставил. Не без твоей активной помощи, кстати. Что с мышкой делать будем? Попробуем повторить?
— Мышеубийцы, — тихо буркнул Минсок. — Но это вообще глупо. Лучше такие опыты ставить на резусах.
— Ещё один… — Бэкхён выразительно закатил глаза. — Слушай сюда, Конфуций, я согласен с Чунмёном. Можно хоть на резусах упарываться, внося случайные изменения в геном, толку не будет. Чтобы получилось, надо воспроизвести всё, что мы делали с ним. — Бэкхён указал на биокамеру. — И я как-то к этому не готов. Давайте лучше рассчитаем точный второй день рождения Чонина. Или уже не второй, а четвёртый?
— Почему четвёртый-то? — Чондэ озадаченно поскрёб пятернёй затылок.
— Потому что. — Бэкхён показал всем ладонь с растопыренными пальцами, потом загнул мизинец. — Первый раз он родился нормально, как людям и положено, так? Потом Хань собрал его ручками из того, что у нас было. — Бэкхён загнул безымянный палец. — Уже два. Потом Чонин попал к Чунмёну, и Чунмён тоже собрал его ручками. Три уже, так? — Бэкхён загнул средний палец. — Ну и мы вот теперь. Отрастили Чонину всё, что надо для жизни в буквальном смысле слова. Че-ты-ре. Так-то. — И Бэкхён с победным видом загнул указательный палец. — Четыре, вот. Все увидели? Отлично, а теперь все быстро пошли считать, когда нам беднягу доставать из этой банки!