Но ничто не смогло повредить Оому.
Отчаявшись, Великие Боги пробудили даже своего грозного и ужасного брата, о да, даже Скаганака Белбадума Трясущего Землю, из его зловещих и мрачных покоев в глубоких земных расселинах. И он пришёл и сотряс Оома всеми своими раскатами что заставляют дрожать даже холмы, но тот не низвергся.
Тогда выступил вперёд тот, чьё призрачный лик был сокрыт и чей голос был низок и монотонен, кто тихо заговорил, молвив: — Я низвергну Оома, именно я, Татокта, Властелин Преходящих Мгновений.
И они смеялись и дразнили его, ибо Время — малейший и ничтожнейший слуга Богов.
Но он выступил против Оома безмерным числом проходящих мгновений, которые сложились в миллионы лет. И каждый незаметный миг, проходя, забирал у Оома одну-единственную крупинку пыли.
И, вот! Оом раскрошился. Атакованный Временем, его обширный четырёхсторонний облик всё больше сглаживался, пока не перестал выглядеть хмуриться, как и улыбаться, рычать и даже дремать.
Его конечности отпали прочь, как падает пыль, неощутимо, крупица за крупицей. Его массивное и неколебимое тело рассыпалось и даже его колени, где был выстроен Священный Град Оома, даже их больше не стало и сам город обратился лишь в рассеянную пыль. И оттого люди бежали ночью, говоря: — Оом пал, Оом низвергнут, не будем же более взывать к Оому, ибо узрели Богов, сильнее его.
И Оома не стало. На его месте далеко простёрлась бесплодная и покинутая пустыня. И пески этой пустыни были зелены, как растёртые в пыль смарагды.
И Восемь Сотен Богов возрадовались и двинулись всем сонмом во всём своём сиянии и великолепии, мимо своего сумрачного прислужника, Времени, к высоким престолам средь звёзд. И глаза Тотокты отчасти смотрели мимо них, словно оценивая их престолы, славу и могущество и он тихо промолвил сам себе: — И их я тоже низвергну своими эонами. Но не теперь. Не теперь…
Так рассказывают в Симране.
Зингазар
Рассказывают в Симране, что был в давние времена древний меч, покоящийся в огромном чертоге и, пока он там покоился, то грезил о войне.
Не ведал тот древний серый меч ни дня ни ночи, ни месяцев ни лет. Но он смутно понимал, что прошли века и века с тех пор, как в последний раз руки героя сжимали его потёртую рукоять; и очень и очень давно рука воина вздымала его в битве и со свистом опускала вниз, чтобы разрубить кость и мозг, и глотнуть солёной горячей крови, что заменяла мечу вино.
Иногда он дивился, отчего мужи Бабдалорны более не выезжают воевать; а иногда беспокойно шевелился на своём бархатном ложе под стеклянной крышкой, думая, что слышит дальний рёв горнов, звон стали и хриплые возгласы бьющихся воинов. Но по большей части он спал и мечтал о Войне, о Кровавой Войне.
Он не был позабыт, древний серый меч, ужасный сверкающий меч, ибо его прославляли в песнях: сочинители саг знали его имя и составители эпосов помнили его, и маленькие дети, что играли на улицах города, прекрасно его знали. Летом, когда дни были долгими и жаркими, и их матери отправлялись на рынок, они обстругивали длинные палки, присоединяли к ним короткие рукоятки и заводила игры говорил: — Теперь ты — Аль-Гонд Ужасный, а это — твой меч Ярта. А я — отважный Конари и в моей руке Зингазар; давай биться за этот город.
Таково было его имя: Зингазар. И это было славное имя. Дикие лесные Атрибы помнили его, как и Горные Дикари; в беспокойных снах он преследовал королей Зута и Земель Вокруг Зута. И среди тёмных шатров кочевников, бродящих по рдяным пескам пустынь, матери всё ещё пугали непослушных детей его именем; — Веди себя хорошо или придёт Конари, отважный Конари, с обнажённым Зингазаром в руке.
Горожане всё ещё вели беседы о нём, о этом древнем мече, и по праздникам и в священные дни они приходили в огромный каменный чертог, где хранилась добыча героев и стояли перед стеклянным колпаком, со страхом взирая на меч.
— Это великий меч Зингазар, — говорили отцы сыновьям. — Некогда юный Анарбион поднимал его против диких лесных Атрибов и храбрый Ионакс, и Диомарданон, и Бельзимер Смелый. И, конечно, Конари, отважный Конари.
И дети разглядывали весь длинный блестящий клинок и ужасный бритвенно-острый изгиб этого клинка, и массивную рукоять, обтянутую старой иссохшей кожей, всё ещё солёной от боевого пота героев, которые держали его в давние времена и они погружались в удивительные грёзы о великолепных битвах, благородных королях и беспощадных мрачных врагах, что, завывая, удирали от яркого сверкания Зингазара, когда на войне он поднимался против них.