— Ты как будто каждый день занималась медитациями, уверяю тебя, они лучше всего помогают для самосовершенствования. — Потом, посмотрев на нее более внимательно, он заметил огорченное лицо Ирины. — Что? Познакомилась уже с главным-то?.. Пообщалась? Все поняла или рассказать надо?
— Алексей Борисович, кое-что поняла, но рассказать все-таки надо, вопросы остались.
— Ага, садись, Ирочка, сейчас я принесу тебе чашку кофе. А ты отвезешь меня домой, нам же по пути, ладненько? — спросил актер.
— Конечно, Алексей Борисович, о чем речь? — ответила Ира. — С удовольствием подброшу и вас, и Людмилу Санну.
— Вот и отлично… Тогда и поговорим. Сейчас выпьешь кофейку, с репертуаром ознакомишься и поедем, — подытожил Алексей Борисович.
— Я сегодня не могу уже ни с чем знакомиться, ни с каким-таким репертуаром, может, на завтра отложим, все равно сбор труппы назначен? — спросила Ирина.
— Нет, Иринушка, теперь требуется подпись каждого актера, понимаешь? А то, знаешь, штрафами новый главреж пугает, ну и все такое… — печально сказал Алексей Борисович. — Надо!
— Понятно, — обреченно ответила Ирина, затягиваясь сигаретой, хотя на самом деле ей было ничего не понятно.
Пили кофе и курили в мертвой тишине. Такого она не помнила. В театре всегда было шумно и весело, народ вечно балагурил, актеры делились новостями… Конечно, были и подковерные игры, ведь театр — это театр. Однако Невельская всегда, буквально с первого дня работы здесь, чувствовала себя комфортно и на своем месте. Сейчас Ирине, которая была женщиной не робкого десятка, было несколько страшновато. И… унизительно.
— Почему Курганский принял решение уехать во Францию? — наконец спросила Ирина то, что ее волновало с самого утра.
— Летом, Ирочка, когда ты как раз отбыла в отпуск, в театр нагрянула комиссия, собрали все критические статьи, по финансам прошлись… — начала рассказывать Людмила. — После этого у Курганского случился гипертонический криз, «Скорую» вызвали прямо в театр. Вот так, довели хорошего человека до больницы.
— Сергей Валентинович — гениальный режиссер. Это большая потеря для театра! — сокрушенно сказала Ирина.
— Да, деточка! Ты знаешь, мы с ним по электронной почте переписываемся, он такие дивные письма пишет, я иногда Алеше, Алексею Борисовичу, звоню и читаю их… — заметила Людочка. — Слава богу, его супруга, Елена Дмитриевна, большая умница и не ревнует ко мне, а то, пока тебя не было, Иринушка, я и не знала, кому позвонить, пожаловаться.
Все трое опять замолчали. Допивали кофе, Ирина и Алексей Борисович докуривали свои сигареты. Вдруг неожиданно вошел молодой охранник, какой-то из новых, а с ним женщина, тоже неизвестная Ирине, с довольно неприветливой миной на лице. Женщина, не поздоровавшись, закричала:
— Так… Значит, нарушаем? Новый закон не читали? Кто курил?
— Это я курила, извините, пожалуйста, больше не буду, — ответила Ирина скороговоркой, решив всю вину взять на себя.
— Как ваша фамилия? — спросила женщина.
— Дорогие дамы, давайте я вас лучше познакомлю, — вмешалась очень любезным тоном Людмила Александровна, — Ирина Николаевна! Разрешите вам представить новую актрису нашего театра Галину Петровну Пронину.
— Рада познакомиться с вами, Галина Петровна, — ответила Ирина и услышала в ответ молчание. Галина Петровна даже улыбку из себя не сумела выдавить, только кивнула.
— У нас в театре курить запрещено! — грозно добавила Галина, на ходу приказав охраннику: — Внеси Невельскую в списки куривших в здании!
Лицо у режиссерской супруги было такое, как будто в метре от нее пристроился невидимый бомж. И отогнать нет возможности, и жить как-то дальше надо… Вот эта гримаса сильно портила общее впечатление от актрисы. Нахмурившись, Галина развернулась и покинула буфет,
Ирина почувствовала нереальность происходящего. У них в театре случалось разное, но чтобы составлять арестантские списки? Какая нелепость! Ирина затравленно посмотрела на коллег, а те пожали плечами… И вдруг Людочка завопила:
— Ой, помогите! У меня с сердцем плохо! Охранник, молодой человек! Вызывайте «Скорую» скорее! Умираю!
Молоденький охранник не на шутку испугался и хотел бежать на свой пост вызывать «Скорую», но его остановила буфетчица Зоя Михайловна, молча указав пухлым пальцем на стул. А троица тем временем выскочила из театра на стоянку через запасную дверь, которую своими ключами открыла буфетчица.
Вся компания быстренько села в Иринин автомобиль, Ира лихо нажала на педаль газа, и машина скрылась за поворотом.
Доедая пирожок собственного изготовления, Зоя Михайловна истово перекрестилась, и на губах у нее сияла блаженная улыбка. Она была вполне довольна собой: удалось спасти любимую актрису. Охраннику она доверительно сказала: