- Но мне то что делать? – ору я в микрофон. – Мне что, поджаривать его, пока он не отвалится? – у меня вдруг дико разболелась голова. – Или кружить, пока он не устанет?
- Прекратите истерику, Третий! – рычит начальник. – Почему не предусмотрено усиление напряжения в случае необходимости?
- Потому что никогда не было никаких накладок, могу сказать с полной уверенностью, не первый день работаю, - говорит прокурор. – Сила тока оптимальна.
- Сейчас мы что-нибудь придумаем, Третий, - неуверенно говорит Герман Максимович, но все понимают, что ситуация тупиковая. Меня поразили нотки беспомощности, проскользнувшие в голосе моего несгибаемого шефа.
Неизвестно сколько смертник может так провисеть. Человек в стрессовом состоянии способен на многое, а если его «перемкнуло», то мы можем так парить очень долго.
- Может, он потерял сознание и держится рефлекторно, - предположил прокурор, но я уже никого не желаю слушать.
- Я не хочу ничего придумывать, - говорю я. Мне кажется, что я общаюсь с движущимися тенями.
- Что ты задумал? – с тревогой спрашивает начальник. В его голосе слышатся панические нотки, мой тон ему совсем не нравится.
- Если казнь нельзя остановить, значит, я доведу её до конца. Я убью для вас этого парня, - устало говорю я и выключаю микрофон.
Я вытаскиваю из кобуры пистолет, щёлкаю предохранителем и передёргиваю затвор. Нет он не потерял сознание. Парень поднимает голову на металлический лязг. Нетрудно догадаться, что этот холодный звук значит лично для него. Я тщательно прицеливаюсь прямо в его запрокинутый лоб. Трудно удерживать пистолет в потных ладонях. Конечно, не упадёт, есть петля для кисти, но целится трудно.
Первый выстрел рикошетит от решётки, я слышу, как пуля пробивает правое крыло. Парень вздрагивает.
- Немедленно прекрати, - раздался зычный голос моего начальника, приглушённый давящей тишиной.
С таким голосом, не то что здесь, в опере без микрофона петь можно, - отстранённо думаю я, снова прицеливаясь в открытый лоб. Глаза Яковлева широко раскрываются и теперь выражают только ужас, животный страх перед смертью.
Я снова промахнулся, пуля попадает ему в плечо. Рука безвольно повисает на короткой цепочке браслета. Но он продолжает держаться одной рукой. Я готов заплакать, что для меня совсем не свойственно. Трудно найти более жизнерадостного и маловпечатлительного человека, чем я. Но сейчас моё непробиваемое жизнелюбие дало течь и готово уйти под воду как «Титаник».
Ну почему он такой упрямый осёл! Ведь всё равно умрёт, так или иначе.
- Почему ты не умираешь, ублюдок, - заорал я, выпуская пулю за пулей и прекращаю только когда вместо выстрелов раздаются сухие щелчки пустого магазина.
Две пули попали в решётку и улетели в неизвестном направлении, причём одна из них пролетела в опасной близости от моего лица. Ещё две изрешетили ему плечо и задели шею. Другие улетели в бездну, словно я хотел расстрелять именно её, и только последняя попала мальчику в голову. Его отшвырнуло от решетки, и он до странности неторопливо начал своё вечное погружение в бездну. Как-то я вычитал, что каждое путешествие начинается с первого шага. У него с последней пули.
Я всё-таки не убил его. Пуля задела лобную кость и если бы у него был шанс остаться жить, то на лице остался бы шрам. Может, даже прибавил бы мужского шарма его смазливой физиономии. Он всё ещё, практически в полубессознательном состоянии, с несколькими пулевыми ранениями, пытается затормозить падение. Надеется, что мы одумаемся и зацепим его обратно? Тело, фактически уже без активного участия разума, на одних вбитых рефлексах пытается планировать.
Извечная мечта всех осуждённых на смерть. Добраться в свободном полёте до стены и прямиком влететь в чудесным образом попавшуюся поблизости пещеру, которая, разумеется, ведёт наверх, к жилым ярусам. На этой идее основана добрая половина боевиков. Герой конечно невиновен, неправедный суд и подкупленные свидетели отправляют его на смерть. Он чудесным образом спасается в пещере. Там есть переход в жилую пещеру, где обязательно живёт красивая девушка (обычно моется в душе в этот момент). Она в него влюбляется и помогает доказать невиновность. Злодеи посрамлены, добро торжествует, секс и хэппи-энд.
Но здесь не кино и ему ничего не светит. Не будет в его жизни девушек и не сможет он доказать свою невиновность, потому что виновен как смертный грех. А все полуобморочные попытки планировать, нелепы со скованными руками и ногами. По-любому умрёт от потери крови, болевого шока или его проглотит бездна, или что она там делает с такими как мы. Последнее, что вижу – это его глаза на залитом кровью лице. В них уже нет ни жажды жизни, ни страха смерти. Ярким блестящим фонтаном плещется безумие. Бездна добралась до него.
Смертник медленно тает в черноте. Его тёмный силуэт постепенно сливается с тьмой и, кажется, что он не падает, а растворяется в воздухе, пространство поглощает его навсегда. Всё кончено. Мне вдруг захотелось спать и ни о чём не думать. Отдаться на волю течения, плыть, чтобы пристать к тихой гавани, всё равно какой, лишь бы тихой и безопасной.
Заботу обо мне берут служебные рефлексы. Я вложил пистолет в кобуру и включил микрофон. Я ожидаю симфонию ругани, но слышу такой же усталый голос Игоря.
- Ты меня слышишь, Лёша? – позывные были временно забыты.
- Да, слышу, - вяло говорю я.
- Всё кончено, Леша, всё кончено. Ты молодец, но теперь всё кончено, летим на Базу. Давай, старина, выруливай наверх.
- Хорошо, - безучастно говорю я и вписываюсь в восходящий поток.
Он соврал мне. Ничего не было кончено.
Мне хочется стать роботом, машиной и я с некоторым удивлением вспоминаю, что у меня есть жена, сын, мне всего 29 лет и хранителем я работаю пятый год, потому что хороший летун и здесь хорошо платят, а ещё есть отличный социальный пакет и всяческие льготы, что немаловажно. А может следовало остаться на прежней работе? Забыл, кем работал раньше. Смешно. Действительно смешно и я улыбаюсь весь путь наверх. Даже не помню как долетел. Наверное, становлюсь рассеянным.
На базе мы доложили, что приговор приведён в исполнение. В отчётах написали, что всё прошло в штатном режиме. Герман Максимович заверил меня, что происшедшее не станет достоянием общественности. Когда я подписал рапорт и собрался уходить, начальник задержал меня и почему-то обратился на вы.
- Алексей, вы сегодня поступили решительно и мужественно. Молодец. Мы все немного растерялись, но вы с честью вышли из создавшейся ситуации, - Герман Максимович говорит через силу. – Вы подавали рапорт, с просьбой о переводе на оперативную работу, считайте, что он уже одобрен.
- Спасибо, Герман Максимович.
Я удивился. Ожидал, что после случившего у меня, как минимум, попросят заявление по собственному желанию, а вместо этого повышение.
- По закону вам полагается недельный отпуск. За это время будут готовы бумаги о вашем переводе. Счастливо.
- До свидания, - сказал я.
Два часа ночи.
В ангаре ждёт Игорь. Он привычно хлопает меня по плечу, улыбается во весь рот.
- Ну, старик, ты сегодня всех удивил. Не ожидал от тебя такой оперативности.
- Зато начальник ожидал. Меня переводят на оперативную работу.
Игорь присвистнул.
- Поздравляю. Удивлён?
- Подыхаю от удивления.
- А я нет, - пожимает плечами Игорь. – Тебе заткнули рот. Представь, какая шумиха поднимется, если граждане узнают подробности сегодняшней казни? Скандал не то что на всю Базу, а на всё Пространство. Правительство в отставку точно улетит. А уж головы покатятся! Главное, чтобы всё выглядело тихо и пристойно.